Сон-да-Ветер

Она уходит, а я закрываю глаза, с трепетом вспоминая наши клятвы, которые мы с Мико давали, стоя на ступенях храма Сомнии. Интересно, каким богам молятся здесь? И смогу ли я хранить верность лунной богине, не выглядя при этом умалишенной? Я понимаю, что хочу увидеть Мико не только потому, что соскучилась, но и затем, чтобы понять: что мне говорить и как держаться. Он – единственный, с кем связывает меня история моего мира, и от этого кажется еще более родным и близким.

В коридоре звучат легкие торопливые шаги, и вновь появляется сияющая Мэй:

- Все в порядке! Сейчас его привезут к Вам!

Привезут? И только когда открывается нараспашку дверь, я понимаю, что имела в виду Мэй. Плечистый коренастый мужчина в белом, как у Мэй, одеянии толкает перед собой кресло, в котором, вцепившись в подлокотники, сидит Мико. У меня замирает сердце. Я не видела Мико больше двух недель, поскольку лекари настаивали на том, что ему положен особый, целительный сон. Мне ли не знать силу снов, и я вынуждена была смириться со столь долгой разлукой. Но как же он изменился за это время! Он такой худой и бледный, а в глазах столько сдерживаемой боли, что я закусываю губу, чтобы не расплакаться.

Кресло подвозят к моей кровати, и Мэй с мужчиной удаляются, оставляя нас одних. Мико улыбается робко и тянет ко мне исхудалую руку:

- Нира, любимая моя! Как же я соскучился!

И вот тогда я обнимаю его за шею и даю волю слезам.

МИКО

Странно видеть Ниру не в окружении безделушек нашего дома на острове и не среди степных просторов, а здесь, в больничной палате. Но, к удивлению и радости, отмечаю, что вид у нее прекрасный, как и прежде. Да, ее кожа немного посветлела, но глаза все также сияют родниковой голубизной, пышные волосы струятся по плечам. Живот ее заметно вырос, а груди налились, что вызывает во мне стремительное, хоть и совершенно неуместное сейчас желание.

- Ты прекрасна! – шепчу я, покрывая ее нежное лицо поцелуями.

А когда отстраняюсь, вижу в ее взгляде жалость. Да, мне пока похвастаться нечем.

- Как ты? – спрашиваю я. – Прости, что меня не было рядом в первые дни. Как видишь, переход отнял мою силу. Как тебе мой мир?

- Мне нравится этот мир, - тихо говорит Нира, когда первые слезы, поцелуи и признания остаются позади.

- Нравится? – улыбаюсь я. – Ты же еще ничего не видела, кроме больницы!

- Я видела нашего ребенка! – восклицает она. – В магическом зеркале, которое передает изображение прямо из моего живота!

Должно быть, она говорит про узи. Такая наивная! Только сейчас я понимаю, на что обрек свою неискушенную жену, притащив сюда. Мне, пожалуй, легче было привыкнуть к живым стихиям и летающим снам, чем ей теперь – к достижениям технического прогресса! Да, пожалуй, с выводами про себя как про руководителя я поторопился. Тут бы собственной жене помочь освоиться!

- Послушай, - говорю я Нире, - это очень-очень важно! Я уже знаю, что официально тебя считают потерявшей память. Пожалуйста, притворяйся такой и дальше! Никто, слышишь, никто не должен знать, откуда ты появилась и о твоем мире!

- Да, я понимаю, - тихо говорит она. – Правда, я уже сказала Мэй, что помню нашу свадьбу, когда хотела получить назад ожерелье. Но я сказала только, что это было на красивом острове, и все!

- Ты – умничка! – я осторожно целую Ниру, а сам лихорадочно прокручиваю в голове, как бы обезопасить ее от журналистов.

Меня заверили, что клинику надежно охраняют, но с охотников за сенсацией станется пробраться даже в подобное заведение! А уехать мы пока не можем…

Нежная ладошка осторожно опускается на стихийный амулет, который нынче утром я вернул себе, и я невольно вздрагиваю. А Нира спрашивает бесхитростно:

- Ты и здесь будешь повелевать ветрами?

- Нет, - отвечаю я, сдерживая поток, который неожиданно поднимается внутри, - нет, здесь волшебство не действует. Я просто дождусь и уберу его в надежное место, чтобы ничего не вышло.

А Нира продолжает осторожно гладить меня по груди, плечам и шее. В ее прикосновениях сейчас нет ничего возбуждающего, лишь нежность и…жалость? Только сейчас я понимаю, что представляю собой не самое приятное зрелище, и по коже идет озноб. А что, если я теперь навсегда останусь калекой, несмотря на заверения врачей? Каково будет Нире? О чем я думал, когда рисковал? Если бы мы остались, я вернул бы Бризу силу, вернул только за одну надежду, что с Нирой и ребенком все будет в порядке! Но что уж теперь!

- Что с тобой? – тихо спрашивает Нира, и я не решаюсь лгать ей.

- Врачи говорят, что мои кости истончились и не выдерживают груз тела. Но обещают, что со временем все восстановится, и я вновь смогу ходить.

- Ходить? Только ходить?

Все-то она понимает, моя мудрая женушка!

- В моем мире люди не летают сами, Нира, - тихо отвечаю я, вновь чувствуя, как внутри скручивается тугой узел. – Я привыкну!

- Ты жалеешь? – спрашивает она.