Страница 55 из 102
- Нет, - нежно говорю я, отводя ее руки, - нет, я хочу смотреть на тебя.
И не только смотреть, но говорить об этом бессмысленно, когда впереди вновь – блаженное узнавание, близость, наполненная нежностью и страстью. Даже теперь, спустя несколько часов, Нира уже изменилась. Еще горит на щеках румянец смущения, но она открывается мне все свободнее. Моя, только моя, и осознание, что именно я ввожу ее в мир чувственного наслаждения, пьянит не меньше, чем поцелуи. Сейчас я вообще не могу понять, зачем так долго сдерживался, чего опасался? Нира – моя жена, мы любим друг друга, и впереди у нас – счастливая и долгая жизнь.
Совенка я предусмотрительно перенес в свою спальню, но, видимо, истосковавшись по хозяйке, он начинает биться в двери. Приходится встать и впустить его. Похоже, у каждого из нас появился требовательный и нахальный спутник. У меня – Бриз, который, давно уже освободившись от роли наставника, стал придворным шутом. У Ниры – совенок, пикирующий прямо на подушку и деловито устраивающийся в ворохе сбитых одеял.
Мы смеемся, глядя на него, и я с неохотой начинаю собираться. Пора в белую башню. Развертку мира я, в принципе, могу провести и здесь, сразу за домом есть подходящий для этого плоский белый камень, но я пока не хочу делать этого при Нире. Меня не страшит то, что в Нире проснется жадный интерес к той стороне моей сущности, которую она наблюдала лишь издали. Просто пока я поостерегусь оборачиваться, пусть даже сила моя и минимальна. Не рискну, чтобы не повторилась сцена у озера. Может позже я смогу найти баланс и познакомлю ее с тем, что пока скрыто, но не сейчас.
Поэтому я вновь и вновь целую Ниру и торопливо объясняю, что мне нужно идти. Теперь наше расставание – не торопливое бегство, а неспешное, мучительно сладостное прощание, наполненное ласками и улыбками. Я намеренно взбираюсь на башню пешком, чего не делал уже давно. Сегодня мне, как никогда, хочется продлить в себе человеческое: эйфорию, умиротворенность, жар, усталость. На моей коже – тот особый запах любви, который оживляет ночные сцены, от которых вновь закипает кровь.
Но на панораме уже клубятся далекие тучи и бьют крылом нетерпеливые ветра. Я оборачиваюсь и улетаю, счастливый и вдохновленный, уверенный, что сегодня справлюсь со всем, шутя. И предвкушаю, как вернусь, а на пороге дома будет ждать меня моя красавица жена. Не невеста теперь – жена! Отныне обе стороны Смотрителя обрели равновесие: в сердце моем – любовь, в силе моей, как и прежде, поток.
Сегодня я забираюсь далековато, на границу срединных земель и черных скал, где начинается царство Игниса. Здесь мне нравится меньше всего. Владения Терры и Акве – живописны и приятны, даже если проносишься над ними вихрем. У Игниса – самая тяжелая, самая противоречивая стихия. В черных скалах, под толщей камней, бурлит вечная магма, готовая в любой момент прорваться. Здесь фонтанами взрывают землю горячие гейзеры, извергаются вулканы, на сотни миль вокруг наполняя воздух едким густым дымом и заливая землю кипящей лавой.
Здесь почти не живут люди, лишь в редких горных селениях ютятся те, кому по сердцу подземный мир. Кто готов опускаться в шахты, вгрызаться в породу, добывая золото и драгоценные камни. Щедрые подношения Игниса с лихвой восполняют трудности жизни здесь, но равновесие удерживать сложно. В царстве Игниса, как нигде больше, взаимодействие изначальных стихий переменчиво и нестабильно.
Вот и сейчас, от многочисленных выбросов повисает над скалами туча, полная ядовитых испарений. Мне нужно осторожно проредить ее, отогнать и развеять там, где она не причинит вреда людям. Я призываю местный ветер, и, кружась, то сливаясь, то расходясь, мы, как пастухи, погоняем медлительное облачное стадо. Вулкан, подрагивая крутыми боками, затихает – Игнис почуял мое присутствие и, благодарный, смиряет подвластную ему стихию. Так, вновь и вновь, мы подтверждаем свою верность равновесию и свою власть.
Обычно после очередной победы я оборачиваюсь человеком и подолгу сижу, впитывая волнение изменившегося мира. Но оставаться дальше в царстве огня и дыма, жара и треска, у меня нет ни малейшего желания. Да и вообще не хочется задерживаться, когда на острове меня ждет возлюбленная. Поэтому, облетев прощальный круг, я отпускаю своего подручного, трогая его крылом в знак признательности, и возвращаюсь.
После наполненного смрадом и жаром мира, полет к острову над нежной бирюзой океанской глади становится праздником. Вот только на острове неладно, я чувствую это раньше, чем вижу, как яростно, словно сорвавшийся с цепи пес, волны набрасываются на берег, вскипают горой, откатываются и накидываются вновь. Акве пошла в наступление? Я что-то пропустил? И тут же, я не могу не уловить тревожное мерцание знакомой ауры. Нира! Волны встают, как гребень подводного дракона и со стремительной скоростью, даже мне не догнать, уносятся в глубину. И мерцание тускнеет и гаснет, а я замираю, подавленный мощью взбесившейся чужой стихии.
Я даже не пойму, куда мне следовать – море успокаивается, скрывая пенный след. Досадуя об ошибке, я перевоплощаюсь и спешу к дому, успокаивая себя, но дом пуст, лишь жалобно моргает совенок в своем углу. Нира бродит по острову, продолжаю успокаивать себя я, но не чувствую этого. Мой остров пуст. Стихия не может причинить вред человеку, не могла же она, в самом деле, утонуть! И тут вспоминаю слова Бриза – если только сам человек не захочет гибели…Но не могла же Нира утопиться? Я оставлял ее счастливой, влюбленной, полной жизни. Что могло произойти за один день?