Страница 53 из 102
Первое, что я чувствую, когда выныриваю из забытья, ласковое прикосновение к щеке. А потом резкую боль, пронзающую все тело. Прикусываю губу, пытаясь заглушить стон, и только потом открываю глаза. Над головой, как обычно, дрожащие стебельки лиан, на которых ярко-оранжевые крупные цветы сменились мелкими соцветиями нежно-сиреневого оттенка. Перевожу взгляд на того, кто сидит рядом. В глазах Мико – бесконечная теплота, от которой мне почему-то хочется плакать.
- Прости меня, - шепчет он и, осторожно взяв мою руку, целует ладонь. От этого прикосновения боль мгновенно отступает, а сердце наполняется ликованием.
- Что со мной? – шепчу я.
Я всегда помню свои сны, но сейчас в голове – звонкая пустота. Последнее, что всплывает перед глазами – солнечные блики на глади озера. Мы сидели там с Бризом, и я...сетовала на безразличие того, кто сейчас так ласков и внимателен. Мико отпускает мою руку, и только сейчас я понимаю, что все это время из его ладони в мою текла какая-то невидимая теплая волна, которая прогоняла боль. Мико лечит меня? А он, словно подслушав, о чем я думаю, говорит:
- Прости, Нира. Сегодня я…не сдержался и невольно покалечил тебя. Сейчас я пытаюсь это исправить, переломы срослись, боль я снять могу, но тебе все равно придется какое-то время полежать.
- Переломы?
Он отводит глаза:
- Два ребра. Левая лодыжка. Прости, я не думал, я не хотел…
Мне становится неловко от его раскаяния. Вот мне и наказание за то, что я посмела усомниться в нем. Улыбаюсь слабо:
- Ты – мой муж, ты имеешь полное право делать со мной, что хочешь.
Мико мрачнеет и резко встает:
- Не смей так говорить! Никогда! Я никогда не причиню тебе боли осознанно. Я и хотел, чтобы ты держалась подальше, боялся, что не смогу сдерживать силу и покалечу тебя, как…
Он резко замолкает, а меня захлестывает волна неуместной радости. Значит, Мико избегал меня вовсе не потому, что я ему безразлична? Он беспокоился за меня? От всех откровений последнего часа у меня кружится голова. Мико возвращается, осторожно укрывает меня одеялом, и опять целует ладонь:
- Отдыхай. Тебе нужно много спать.
Я послушно закрываю глаза и только тогда шепчу:
- Не оставляй меня.
Мико осторожно ложится рядом, гладит мои волосы, целует виски, и по щекам моим катятся слезы. Так повторяется каждый раз. Он все время рядом, и, когда я, наконец, чувствую в себе силы подняться, Мико крепко обнимает меня. Я чувствую, это не просто забота и не попытка загладить свою вину. Как будто он решил для себя что-то очень важное. Он не вспоминает о нашем разговоре у обрыва, но мне и не нужно слов, когда он рядом. Я чувствую, как нас окутывает нежное покрывало, подобное тому, что видела я во сне. Невидимое покрывало расцветающего взаимного чувства.
Мы продолжаем бродить по острову, и когда Мико прикасается ко мне, я чувствую, как сердце выпрыгивает из груди. От него идет такая теплая волна уверенности, спокойствия и какой-то мягкой силы. Не знаю, как объяснить лучше. И хотя он тоже может становиться ветром, более того, повелевать остальными, я все больше вижу в нем только человека. Мужчину. Своего мужа.
Когда же он уходит, я могу заняться уборкой в доме. Или поспать. Или в который раз пересмотреть все диковины, расставленные на полках. Или нанизать новое ожерелье. Даже самыми простыми занятиями теперь заниматься приятнее, потому что я знаю, что Мико увидит и оценит мои старания. Он всегда хвалит меня даже за самые малые перемены. Дело ведь не в начищенной посуде и не в новой подвеске на двери, так? Дело в том, что он замечает все, что я меняю в доме. Но как только за Мико закрывается дверь, я всегда делаю одно и то же. Иду в его комнату, куда теперь не закрывается дверь.
Я знаю, что такое стекло, но для нашего селения оно было слишком большой роскошью. Пара искусно украшенных росписью кубков для храма да хрустальные звезды, символы прежних посланий от Аира. Здесь же, в доме Мико, прозрачными пластинами в толстых деревянных рамах забраны все окна. Обычно рамы подняты, но когда Мико уходит в Белую Башню, он велит мне крепко-накрепко запирать внешние двери и самолично проверяет, плотно ли закреплены рамы, чтобы ни единое дуновение не проникло в дом, который на несколько часов становится моим укрытием от неведомого.
Я знаю, чего Мико опасается. После случая у озера он боится, что, переродившись в стихию, вновь причинит мне вред. Я не спрашиваю, что стало причиной его порыва, расценивая случившееся как урок: двойственная сущность Смотрителя никуда не денется. И потому я всегда улыбаюсь ему на прощание, не позволяя увидеть мой страх. Не страх боли. Страх, что однажды он вернется и поймет, что ветром ему нравится быть больше, чем человеком. И что я ему стану не нужна. Я не сомневаюсь в его чувствах, но откуда мне знать, чем жертвует Смотритель ради власти над стихией? Что забирают воздушные потоки из его души?
И вот я подхожу к окну на север и смотрю, как над горами небо начинает темнеть. Из прозрачно-голубого становится синим, потом серым, потом черным с фиолетовыми прожилками. И на фоне этой тревожной тьмы закручиваются спиралями белые вихри, клубятся, рисуют причудливые узоры, переплетаются и расходятся вновь.