Страница 5 из 102
В детстве, приходя с мамой в храм, я заворожено наблюдала за грациозно скользящими по залу жрицами. Теперь я знаю, как могут болеть руки от того, что я постоянно тру, мою, стираю, переставляю. Неудивительно, что послушницы обязаны давать обет молчания о том, что происходит в храме в часы, свободные от службы. Расскажи я маме о своем труде, продолжит она столь же превозносит великую честь, которую оказала мне Жрица?
Сама я давно привыкла к тому, что меня посещают столь низменные и недостойные помыслы, в этом я пошла в отца. С другой стороны, на меня не обрушивается гнев Сомнии, значит, она допускает то, что ее служительницы могут проявлять своеволие, пусть даже невидимое для чужих глаз? А сейчас, в потоке дел, я вдруг понимаю, что, должно быть, в этом и кроется особая мудрость богини. Вся наша жизнь – это переплетение высокого и низменного, торжественных ритуалов и простых семейных праздников, когда старики болтают, раскрасневшиеся от вина, а дети весело пляшут у костра; поклонения стихийным смотрителям, чья воля хранит нас от бед, и веселых игр с подружками. Мы – не Смотрители, которым подчиняются великие бесплотные стихии, мы – всего лишь простые смертные, и потому наша жизнь наполнена не только светом, песнями и обрядами, но и тяжелым трудом.
Это открытие помогает мне справиться с волнением, когда, покончив с делами и отдохнув, я возвращаюсь в храм. Сегодня я впервые усну под покровительством Сомнии и, если она сочет меня достойной, увижу знамение. Сегодня мы вопрошаем о походе, который ждет моего отца. Мне жаль, что последний вечер перед отъездом мы проведем порознь, но ничего не поделаешь! Поэтому лишь крепче прощальные объятия и дольше напутственные речи.
Для тех, кто молит о продолжении рода или здоровье, есть уединенные комнатки, отделенные от главной залы расшитыми занавесями. Но послушницы знамение получают по-другому. В зале горит всего четыре факела – по одному на каждую сторону света. Мы укладываемся прямо на мраморный пол, головами к алтарю, так, что над нами кружат созвездия и сливается ласковый свет обеих лун. Жрица, ступая бесшумно и легко, обходит по кругу, осыпая нас ритуальным жемчугом и речитативом произнося слова молитвы.
«От звезд на ветер, от песка на остров, легки шаги твои, нежно покрывало твое, мудры видения твои. Ночь венчает, ветер встречает. Ниспошли нам, сомневающимся, волю свою, успокой сердца наши, направь помыслы наши, укажи нам путь. Рассыпается жемчуг по мрамору. Рассыпаются сны по небу».
И под тихие, убаюкивающие слова, мы складываем ладони на груди, закрываем глаза и погружаемся в величественный мир неведомого, чтобы с первым рассветным лучом, принести из этого мира волю великой богини.
МИКО
- Что, фиговое из тебя божество? – спрашиваю я у своего отражения. Отражение справляется с эмоциями лучше, чем я, поэтому раздраженно шлепаю по водной поверхности ладонью и возвращаюсь к самоубеждению.
Страшная штука, оказывается, установки, заложенные в детстве. Если бы я, как мои друзья, рубился в компьютерные игры, в которых можно прокачать уровень силы, умереть и воскреснуть, сохраниться в нужный момент и сотворить себе оружие из воздуха, я бы сейчас верил в собственную неуязвимость. Но я рос на книжках, которые заботливо подсовывала мне мама.
Из них я знаю, что вмешательство в судьбу чужого мира не приносит ничего хорошего ни миру, ни его спасителю. Я, если честно, до сих пор не до конца верю, где очутился. Попасть на необитаемый остров – абсурд. Попасть на необитаемый остров в параллельном мире – двойной абсурд. Первые дни трачу на то, чтобы обойти этот треклятый остров вдоль и поперек. Исследую каждый уголок, пробиваюсь сквозь заросли, забираюсь в пещеры. К моему тайному облегчению, никто на меня на нападает, не кусает, не тревожит. Иногда мне даже кажется, что заросли услужливо расступаются передо мной, а птицы с ярким оперением почтительно склоняют головы. Даже встреченный мною леопард попятился прочь, отчаянно колотя хвостом по поджарым бокам. Я списываю это на видения от жары, не желая признавать очевидное – Остров и впрямь считает меня хозяином.
Бриз, мой новоявленный гид, терпеливо дает пережить все стадии отчаяния, который испытывает человек, оказавшийся в непонятных условиях. Я разжигаю костры на берегу. Вновь и вновь поднимаюсь на башню в надежде увидеть на бирюзовой океанской глади далекий корабль. Обнаружив добротный дом на берегу прозрачного озерца, впадаю в эйфорию, обшаривая его до последнего уголка. Все мило, уютно, обжито, но ни следа хозяев. Ни записки, ни подсказки, выложенной прозрачной галькой на песчаном полу! Четыре дня я вообще просто сплю и ем, не выходя из дома, изучая содержимое полок и сундуков. Но среди причудливых витых раковин, глиняных горшков и кристаллов не нахожу ничего, что помогло бы мне взбодриться.
Защитной реакцией для меня становятся мысли о прошлой жизни. Воспоминания о детстве, колледже, маме посещают меня все чаще. Лежу на широкой кровати, завешанной кисеей (думал, москитной сеткой, но кровопийц здесь нет) и погружаюсь в прошлое…