Страница 41 из 102
Лечу на пляж и разношу лодку в мелкие щепки, только водоворот закружился у берега. Нет, ничего я ей говорить не буду. Пусть думает, что я улетел ненадолго. Несмотря на то, что общаемся мы гораздо чаще, о взаимопонимании и, уж тем более, доверии, говорить ох как преждевременно. Нира переменчива, как осеннее небо. То смеется, то отрешенно замирает. То с интересом слушает мои объяснения, то вдруг пугается и уводит разговор в сторону. Сложно мне с ней.
Да и я хорош. Давай, милая, общаться чаще, а потом бросаю ее и сбегаю, только пятки сверкают, ну или что там у меня вместо них. А что мне остается, если с каждым днем меня тянет к ней все больше. Невозможно оставаться равнодушным, когда она рядом, теплая, манящая, легкая. Ее безыскусность действует на меня куда сильнее, чем откровенные зазывные ласки Рины когда-то. Когда мы бродим с Нирой по острову, я рассказываю ей, как тут все устроено, слушаю ее истории о жизни за морем. Но еще чаще – не слушаю, просто смотрю, как в ее волосах вспыхивают солнечные искры, как изящно взлетают ее нежные руки, отодвигая непослушные ветви, как при каждом движении перетекает по ее гибкому стройному телу мягкая ткань платья. Смотрю, и жар разливается по телу.
А Нира-то, похоже, не понимает, с чего я бешусь. У них там, на побережье, девушкам запрещено заводить отношения до того, как пройдет возраст нареченной. Я так понимаю, что и парням запрещено заглядываться на юных дев, говорить им комплименты или признания, не говоря уже о поцелуях и ласках. Чувствую себя извращенцем, хотя, что может быть естественней, чем желание, которое испытывает мужчина к хорошенькой девушке!
Помню, как мы с парнями в колледже ржали над девчонками, млевшими от вампирских сериалов. Ну, тех, где главную невинную героиню обхаживал искушенный вампир, не решаясь ее соблазнить. Для девчонок, похоже, такое трепетное отношение было идеальным примером, а нас, обуреваемых своими подростковыми страстями, они презрительно третировали. Потому я и поддался Рине, что, несмотря на невинность, она меня искусно соблазнила, и потом всегда охотно откликалась на мой зов.
И что делать с девчонкой, которая играет в прятки с оленятами и расставляет по комнатам букеты полевых цветов, ума не приложу! Ждать, когда подрастет и поймет, чего я от нее хочу? Сомнительно. Вот поэтому-то каждая наша прогулка до сей поры заканчивалась моим бегством. Правда, это мало спасает. Мне не нужно видеть Ниру, чтобы знать, что с ней происходит. В какой-то момент я понимаю, что научился чувствовать ее, видеть ее настроение. Светло-серую думку грусти, когда она бродит вдоль берега; радужные всполохи почти детского восторга, когда в руки ей слетает чужой сон; нежно-алое смущение, когда она замечает меня. На мое счастье, липкого сизого страха не было уже давно, с первых дней после прибытия.
После предостережений Бриза я тщательно наблюдал за переменами ее настроения, но не увидел отчаяния. Да, иногда она грустит. Вот когда я сотворил гребень, ясно было, что эта вещь что-то для нее значит, дорогое и памятное, связывающее с прошлой жизнью. Но нет больше слез. Или она просто скрывает их от меня? Неохотно, но решаюсь на не самый честный прием – просто наблюдаю за ней исподтишка, уж остров-то я знаю слишком хорошо, чтобы подолгу оставаться незамеченным. Но нет, все нормально, насколько вообще может выглядеть нормальным человеком, подолгу предоставленный сам себе.
При моем же появлении она явно оживляется, и это мне льстит, пока я не задаюсь вопросом: может она рада не мне, Мико, а просто самому факту, что рядом кто-то есть? Заприте двух незнакомых людей в одной комнате надолго, и они либо перегрызутся, либо влюбятся. Да, она привязывается ко мне, да потому что больше не к кому!
Сегодня, на обрыве, мы говорили о многом и ни о чем. Все эти обещания и витиеватости. Спроси я прямо, она бы в обморок упала от таких откровений. У женщин желание и эмоции перемешаны, к тому же Нира абсолютно неискушенна в плотских делах. Ей невдомек, каких сил мне стоит сдерживаться, сжимая ее в объятиях! Но меняюсь и я. Сначала меня просто тянуло к ней, как тянет изголодавшегося мужчину к хорошенькой девушке. Но сейчас я понимаю, что влюбляюсь в нее. Да, я мечтаю о близости, но разве, кружась над обрывом и слушая ее переливчатый смех, я не был абсолютно счастлив?
Вот только у влюбленности есть один побочный эффект: я начинаю бояться и подозревать, перестраховываться и сомневаться: в ней, в себе, даже в Бризе. Она обещала ждать, но что может измениться за несколько дней? Не самое подходящее настроение для меня сейчас, ведь на встрече я должен быть истинным Смотрителем, спокойным и невозмутимым.
Видимо, два года в чужом мире – слишком малый срок, чтобы полностью перестроиться, иначе почему, думая о ежегодной встрече смотрителей, я называю его не иначе, как дежурным совещанием. Нет, ну а что? Обменяемся информацией о ситуации во вверенных нам регионах, обсудим перспективы взаимодействия и варианты решения проблем, распределим ресурсы. Ладно, я так забавляюсь, вспоминая бизнес-термины просто потому, что улетать мне совсем не хочется.
Глупо быть Смотрителем и поддаваться суеверному страху, но почему-то мне становится тревожно. Вот только я никак не могу разобраться, что именно беспокоит меня: смеющаяся Нира, оставшаяся под присмотром непутевого элементаля или предстоящая встреча, которая, по моим подсчетам, должна была состояться на две недели позже. Если бы я не был тем, кто управляет воздушными потоками, то решил бы, что надо мной сгущаются тучи. Но остров уже далеко позади, и небо выцветает, становится белесым, расчерченным синеватыми холодными всполохами. Смотрители ждут, и о человеческом мне нужно на время забыть!