Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 102

НИРА

Когда всю жизнь живешь в рамках ритуалов, запретов и ограничений, сложно принять полную свободу. Впрочем, запреты есть и здесь – не входить без приглашения на его половину дома и не приближаться к скалам, где острой иглой уходит в поднебесье белая башня. В остальном я предоставлена сама себе, и меня это угнетает. Одиночество – непривычное для меня состояние. Дома всегда были родители, соседи, Ивея и Габи, жители поселения, позже – служительницы и стражники. Вся жизнь строилась на мерном, как приливы и отливы, ритме: домашние дела, праздники, обряды в храме. И сейчас я просто не знаю, на что тратить время.

Свою первую ночь на острове я провожу в слезах. И в одиночестве. Не я ли вздрагивала от мысли, что должна буду покориться мужу? Так вот, после сцены на ступенях, после моей непростительной слабости, о которой я сейчас жалею, Мико просто сбегает, иначе это не назовешь. Меня обдает холодным порывом, и я еще долго сижу на ступенях, пока закатное солнце не тонет в море, заливая его поверхность киноварью.

Моя спальня ничем не походит на комнату в отчем доме. Вместо беленых глиняных стен – живой ковер цветов и листьев, из-за которых в комнате прохладно и сладко пахнет; вместо жесткой циновки – огромная кровать с кисейным пологом и множеством вышитых подушек и покрывал; вместо свечи в грубой плошке – изящно изогнутая раковина, в которой мерцает сам по себе огонь. Я теряюсь среди подобной роскоши и красоты. Не в таких ли покоях живут знатные девушки срединных земель? Но я – дочь простого караванщика, я не привыкла к неге и комфорту, и оттого чувствую себя неловкой простушкой. Или, все же, причина кроется в том, что мой новоиспеченный муж проводит ночь на другом конце острова? Отказ ранит, даже если еще утром я боялась внимания.

Я молю Сомнию о подсказке, но увиденное ночью лишь ввергает меня в еще большее смятение. Меня окружает светло-серая спираль вихря, сжимает, укутывает в мягкую ткань, ласкающую кожу, отчего тело наполняется радостным предвкушением неведомого. А потом в сновидение приходит Мико, осторожно снимает с меня покрывала и обнимает. Его глаза, губы, горячее дыхание…То, что ни разу не испытывала ни к одному мужчине на побережье, сейчас я чувствую к Мико – меня влечет к нему, пусть даже это всего лишь сон…

После подобных откровений я и жду, и страшусь новой встречи, но солнце набирает силу, а я, по-прежнему, одна. Не могу ничего делать, все валится из рук. Я разбила уже несколько горшков. Порвала дорогую ткань, когда, следуя велению Мико, села за шитье. Лепешки сгорели, и к печи я больше не подойду! И тогда решаю спасаться прогулкой.

Остров – очень красивое место! После привычного с детства побережья природа здесь поражает своим разнообразием растений и скал. Я набредаю на несколько изумительно красивых водопадов. И озеро, похожее на тщательно отполированное зеркало, такая гладкая и яркая у него поверхность. Ввысь уносятся огромные деревья, названий не знаю, обхватить ствол которых, наверное, и впятером невозможно. Затем лес сменяется степью, усыпанной цветами. Я наклоняюсь, чтобы нарвать цветов, а когда выпрямляюсь, передо мной стоит Мико. От неожиданности разжимаю руки, цветы падают, сухими стеблями цепляясь за подол платья. Смотритель пытается их подхватить, и наши руки соприкасаются.

- Я напугал тебя, - говорит он, - прости! Светлого дня, Нира!

- Светлого дня! – отвечаю, стараясь, чтобы не дрожал голос.

- Тебе нравится остров?





- Да, здесь очень красиво.

- Я рад, я хочу, чтобы тебе здесь было хорошо.

- Благодарю.

Мы обмениваемся простыми словами, а наши сплетенные пальцы, меж тем, ведут свой разговор. У Мико прохладные, чуть жесткие руки. Он нежно поглаживает мою ладонь, отчего по всему телу разливается тепло. И от этих смешанных ощущений я едва нахожу силы, чтобы внятно ему отвечать. А он, спохватившись, выпускает мою руку, и начинает обметать травинки с платья, опустившись на колени. Это недопустимо! Кто он и кто я, чтобы принимать подобное поклонение, пусть даже вызванное неосторожностью. Я отступаю назад, Мико поднимает на меня глаза и мрачнеет. Отбрасывает в сторону остатки рассыпавшегося букета и, поднимаясь, бросает сухо:

- Что ж, приятной прогулки! Только к ночи возвращайся, пожалуйста, в дом. Здесь тебе ничто не угрожает, но так будет спокойнее.

Я склоняю голову, и он, резко развернувшись, уходит прочь. Всю обратную дорогу я, как бусины на нитке, перебираю каждое мгновение нашего разговора, пытаясь разобраться, что сделала не так. Чем вызвала его недовольство? Но ответа не нахожу. И, только переступив порог дома и заметив на полке красивую вазу с золотым узором, вспоминаю, что сорванные цветы так и остались на лугу…

Так проходит неделя. Слезы и отчаянное, невыносимое одиночество. Долгие часы, заполненные ожиданием. Лунное серебро и розовые закаты. Тропинки, которые послушно раскручиваются под ноги. Нежное перешептывание листвы над головой. Дом с его тишиной и непонятными предметами, которые я подолгу разглядываю, пытаясь понять их назначение.

За все время мы с Мико видимся всего три раза. Он появляется внезапно, хотя я всегда жду его, и уходит, обрывая беседу на полуслове. Впрочем, беседой наше общение назвать сложно. Он больше не заводит разговор о том, почему я оказалась на острове. Просто спрашивает, все ли у меня есть, и может ли он что-то сделать для того, чтобы я привыкла к жизни здесь. Заботливый, вовсе не страшный, и от этого только хуже. Будь он чудовищем в человеческом обличье, мне было бы просто его бояться. Но он – вовсе не чудовище. Сейчас, когда прошел первый страх, я вижу, что он совсем молодой, как Габи, только борода делает его старше. У него яркие серые глаза, глядя в которые я чувствую головокружение, как будто меня закручивает вихрь. Впрочем, он и есть вихрь, вернее тот, кому вихри подчиняются, только в это трудно поверить. Рядом со мной он – обычный человек. Высокий, стройный. Красивый.