Страница 3 из 102
Больше всего я люблю утро. В храме пусто и тихо, лишь ветерок легкомысленно играет с прозрачными тканями да позванивает подвесками из ракушек и серебряных колец. Ушли те, кто провел ночь в ожидании знамения. Ушла почивать жрица, чтобы набраться сил перед новой ночью служения. Я хожу по кругу, один за одним гашу факелы, и узорные плитки пола приятно холодят босые ноги. Выгребаю из ямы золу, протираю мраморные стены, затем убираю в хранилище подношения, предварительно занеся их в свиток – жрица строго следит за порядком. Ну и, напоследок, преклоняю колени перед алтарем, опустив пальцы в чашу с жемчугом. Закрываю глаза и возношу молитву.
Домой я иду не напрямик через рощу, а спускаюсь к берегу. Теперь, когда я поступила в услужение, мне открылись неведомые раньше радости. Например, я могу свободно передвигаться по селению, не опасаясь поймать осуждающие взгляды. Наброшенное на волосы черное покрывало послушницы с серебристой вышивкой по краям надежно защищает от строгих предупреждений почтенных матрон.
В это время на причал с морских плантаций как раз возвращаются ныряльщики, и я заворожено наблюдаю, как плавно выскальзывают на берег покрашенные в светло-синий цвет лодки, как, перешучиваясь, спрыгивают с бортов работники, а капитан сворачивает паруса. Почему нас всегда так влечет неведомое? Еще недавно для меня манящим был мир за пределами собственного двора, теперь, когда я вдоволь насладилась прогулками по селению и его окрестностями, тянет к тому, что кроется за горизонтом. В мир, доступный лишь мужчинам. Там, где в прозрачных лагунах, окруженных надежным кольцом пурпурных кораллов, свершается таинство вызревания жемчуга, самого главного сокровища нашей земли.
- Светлого утра! – один из прибывших машет мне рукой. – Передай отцу, что мы готовы к погрузке.
Я машу в ответ и киваю, пряча улыбку. Габи – мой родич, к тому же живущий по соседству, верный друг и соучастник детских проказ до той поры, пока мне не пришлось надеть черное ожерелье. Именно от Габи я узнаю о жемчужных плантациях, о редких кораблях из срединных земель, осмеливающихся показаться в наших водах, о торговом пути. Вообще-то, вождь следит за разделением обязанностей, но Габи позволено в свободное от походов время работать и ныряльщиком. Он давно остался сиротой, но, несмотря на отцовские просьбы, к нам его забрать не разрешили. Мужчина должен быть готов к тяготам судьбы, счел вождь, просто разрешил Габи служить и в караване, и в море, тем более, не каждый проявляет себя в искусстве надолго задерживать дыхание под водой, а Габи с детства прославился этим.
Ивея, выйдя замуж и получив доступ к общинному миру, рассказала мне, что была и еще одна причина для отказа принять Габи в нашу семью. Вождь опасался, что когда мы с Габи окажемся под одним кровом, это повлечет нежелательные осложнения. Случаи, когда влюблялись родичи, крайне редки, но все же бывали в наших краях. Я и сама нередко ловила Габи на долгих задумчивых взглядах, от которых мне становилось неуютно. И когда решился вопрос о моем служении, облегченно перевела дух, ведь вздумай Габи свататься, я бы отказалась и, тем самым, обидела бы его. А сейчас все решится само собой. Вряд ли он станет ждать, когда закончится срок моего служения, а вокруг столько хорошеньких девушек.
Теперь мне будут лишь почтительно кланяться и приходить по утрам, чтобы узнать, каково решение Сомнии относительно важных вопросов нашей жизни. Повседневными делами управляют вождь и старейшины, но только Сомнии подвластны вопросы рождения и ухода, брачного союза и выбора пути.
Оставив позади шумных ныряльщиков, я бреду вдоль кромки, закрутив подол платья, чтобы его не намочила волна. У моря хорошо думается о важном. Мое время в храме заполнено многочисленными обязанностями, дома я теперь отсыпаюсь, а меж тем, на сердце тревожно, накапливаются мысли, и мне необходимо найти возможность, чтобы спокойно обратиться к тому, что зреет внутри.
Там, где заканчивается пляж, светлые скалы образуют небольшой заливчик, где тепло и пустынно, и я устраиваюсь под лучами еще не жаркого, нежного утреннего солнца, опускаю с камня босые ноги в море и, подставляя лицо легкому бризу, думаю. Скоро закончится срок моего испытания и будет решен вопрос, остаюсь ли я в храме младшей жрицей. Что, если Сомния сочтет меня недостойной? Я уже привыкла к мерному течению времени в храме, мне нравятся обряды, нравится, когда женщины уходят с сияющими лицами, унося в руках заветную золотую жемчужину, нравится наблюдать, как переливаются в лунном свете дримеры, пусть их явление случается крайне редко. Причудливо устроен наш мир: я не помню собственных снов, но зато, подставив ладонь дримере, могу наяву посмотреть чужой, пусть даже это будут непонятные и странные образы.
Больше всего мне нравится ловить дример, которые возникают после сна тех, кому посчастливилось побывать за перевалом. В детстве я много раз упрашивала отца, чтобы он согласился взять меня с собой, но он уверял, что это опасно. Недаром же из каждого похода часть стражников возвращается с серьезными ранениями, а иногда и вовсе в караване не досчитывается людей. Смотрители милостивы к нам, никогда караван не попадет под обвал или огненный смерч. Но от чужой стрелы или меча уберечь не сможет никто, слишком много их, желающих поживиться. В срединных землях за одну жемчужину можно купить дом, а ожерелье, которое здесь носит каждая девушка, там доступно только самым знатным и богатым. Потому вновь и вновь уходят за перевал караваны, возвращаясь с зерном и тканями.
Дримеры бродяг дрожат и раскручиваются, являя мне высокие дома с красными черепицами из обожженной глины, просторные площади, на которые во время праздников рассыпаются с балконов лепестки роз; стремительные скачки по лесам, где смешивается зеленое и золотое. И что-то, чему нет определения – обряды, взмахи рук над темными головами, гортанные выкрики. Наш мир велик и много в нем того, что мне не суждено увидеть.