Сон-да-Ветер

- Это…было на моей шее, когда меня прибило к берегу. Я не помню, что он означает, кроме того, что это часть моей прошлой жизни, от которой я почему-то отказался. Я никогда не жалел о своем решении, ведь здесь я встретил твою маму, у меня появилась семья и достойное дело. Я убрал этот камень, чтобы не мучиться, но сейчас я хочу передать его тебе. Прошлое нельзя предавать, доченька, даже если вступил на лунную дорогу. Ты – это твоя память, твоя верность роду и земле. Я хочу, чтобы ты помнила об этом и достойно следовала выбранному пути! Раз я отступился и теперь обречен решаться на перемены, надеясь вернуться к утраченному.

У меня холодеет сердце. Его слова звучат так, как будто он прощается навсегда. И этот подарок. Почему именно сегодня он решил его отдать.

- Возвращайся, пока тебя не хватились! – говорит отец, мягко подталкивая меня к ступеням. – Я верю, что ты будешь достойной служительницей Сомнии.

И, поцеловав меня в макушку, уходит. Я возвращаюсь в храм, успеваю в последний миг переменить плюющийся искрами факел, потом, замерев на миг, все же надеваю на шею амулет. Зажмуриваюсь. Ничего не происходит, значит, Сомния не разгневается на меня за предмет неведомого культа. Всего лишь красивый камень.

День тянется долго и мучительно. Сквозь занавеси, с которыми привычно играет ветер, я вижу, как расходятся по домам люди, значит, караван уже ушел. Под прохладой хранилища, комнаты, отведенной для простых действий, я жадно пью воду, пытаясь погасить яростное отчаянное пламя, бушующее в душе, но ничего не помогает. Солнце незаметно скатывается за горизонт, вечер мягко опускает на землю свои сумеречные покрывала: сначала золотисто-алое, потом нежно-розовое и, наконец, густо-синее. Проступают сквозь покрывало звезды. Селение затихает, погруженное в спасительные сновидения. Сколько дример народится сегодня?

Ровно в полночь приходит для ритуала жрица. Окидывает меня испытующим взглядом и, кажется, успокаивается. Откуда ей знать, что все слезы я уже выплакала несколько часов назад, и в сердце моем сейчас пустота? Так мое отчаяние принимают за смирение, и ритуал проходит в привычном темпе. Но каждый раз, когда в чашу падает новая жемчужина, я не перестаю думать о том, что в эти минуты караван уходит все дальше за перевал. И я знаю, что отца я больше никогда не увижу…

МИКО

- Что это ты делаешь? – с любопытством спрашивает Бриз, глядя, как я раскладываю на солнце листья чайного кустарника. – Никогда не видел, чтобы это растение использовали.

- Это для вкуса и настроения. Когда они высохнут, можно сделать настой, чай называется.

Я продолжаю методично раскладывать листья, а в голове, как всегда, наслаиваются разнообразные мысли: от скептических до романтических. Я – могущественный Смотритель неведомого мне мира, повелевающий ветрами и грозами. Вернее, стану таким, если все же решусь прыгнуть с Белой Башни. Пока заявление Бриза, что только так начнется мое перерождение из человека в стихию, я воспринимаю, как издевательство. Нашли дурака!

Если смотреть с верхней площадки, то внизу видно только клубящийся туман, но о высоте догадаться нетрудно, если учесть, сколько нужно подниматься к башне. Бриз уверяет, что меня ждут полет и упоение, я пока склоняюсь к версии, что ждет меня нелепая и безвременная смерть. Поэтому в горы я больше не хожу. Отмахиваясь от мысленного счетчика, отмеряющего дни, осваиваю безопасную территорию: купаюсь в море, исследую растения и живность, терзаемый вполне прозаическими причинами: пока я человек, и мне нужно что-то есть. Высшие энергии мне недоступны.

Хотя бы жилье от прежнего хозяина осталось, и на том спасибо! Строение причудливое, стены – смесь глины и тростника, но при этом настоящие стеклянные рамы в окнах. Мебель и утварь не поддается определению. Вроде бы все сделано из подручных средств, но откуда, скажите, здесь взялся барометр? Золотые шкатулки? Или вот, скажем, жестяные баночки для хранения кофе и чая? Может, прежний Смотритель ухитрился наладить доставку из нашего мира?

Бриз не может ответить на этот вопрос. Или не знает, или (мне так кажется) предпочитает выдавать информацию небольшими дозами. Похоже, ему нравится роль наставника, несмотря на его уверения, что ему легчает, когда он освобождается от лишней информации. Уже одно это временами толкает меня пойти и сигануть с башни. Чтобы обрести обещанную силу и как следует потрепать нахального элементаля!

Утром я развожу костер и завариваю подсушенные листья. Даю настояться. Раскладываю на столешнице фрукты и лепешки. Наливаю ароматный дымящийся чай в глиняную кружку. Это мое спасение, мой маленький секрет, как удержаться на плаву и не свихнуться от свалившихся на мою голову приключений. Возможно, когда-нибудь я ринусь вниз, чтобы взлететь. Пока же, цепляясь за привычные человеческие ритуалы, я предпочитаю оставаться простым смертным.

Моя скромная трапеза – не чета роскошным завтракам, которыми меня потчевали каких-то пару месяцев назад. Я вспоминаю белоснежные льняные салфетки, начищенный хрусталь, стол, заставленный изысканными блюдами. А потом вспоминаю подобострастных горничных и Отто, застывшего в углу и готового в любую минуту кинуться выполнять мою очередную прихоть. И понимаю внезапно, что пригоревшие кривобокие лепешки, которые я собственноручно испек над костром, мне слаще, чем самые свежайшие круассаны. А непринужденные беседы с нахальным Бризом куда приятнее, чем угодливая почтительность. Не на то ли отец рассчитывал: я быстро пойму, что в бизнесе главное – не власть, а ощущение состоятельности. Чувство, что твои поступки и решения важнее, чем иллюзия всемогущества? И разве сейчас я готов подняться на башню не для того, чтобы доказать самому себе, что могу сам управлять своей жизнью, а вовсе не потому, что жажду испробовать новые возможности?