Страница 2 из 55
Тео оказался единственным пунктом в списке моих пристрастий, чью недоступность для себя я так и не смогла оправдать ни единым аргументом. Сильное и глубокое чувство, которое продолжала испытывать к нему, я не могла ни показать, ни озвучить. Наши редкие встречи всегда проходили в присутствии Марсии, которая, десятилетиями натренировавшись ревновать и подозревать, в моем появлении мгновенно почуяла угрозу. А вот в Париж тогда она его не сопровождала – сломала ногу, катаясь на горных лыжах, поэтому эта несостоявшаяся поездка стала для меня вдвойне желанной. Я могла бы побыть с Тео без страха сказать что-то неуместное или услышать что-то неприятное от Марсии. Но – не судьба!
Так вот, рассказать Марко о том, почему Париж стал для меня воплощением грез, я не могу. Если я скажу о Тео, мне придется признаться, что я знаю, и кто мой отец (а по нашему уговору с мамой я об этом «не знаю»). Более того, мне придется рассказать о том, кто я сама – наследница самого могущественного княжеского рода в нашей стране, пусть даже незаконная и принадлежащая боковой и не самой знатной ветви этого рода. Радзивиллов.
Сама я об этом узнала в десять лет, когда в моей жизни появился Тео. До этого наша семейная история выглядела хоть и грустно, не незамысловато. Родители познакомились, потом появилась я, потом отец уехал, так и не женившись на маме, и больше никогда не подавал о себе вестей, потом мы переехали в деревню к маминым родителям, а когда те умерли, вернулись в город, где было легче выжить. Конечно, мне, как и любому ребенку из неполной семьи, хотелось, чтобы у меня был отец. Сначала я ждала, что он вернется, потом примеряла эту роль на дядю, потом стала сватать маму за всех мужчин, которые, на мой взгляд, подходили на эту почетную роль, потом смирилась. В нашем классе почти половина детей росли только с одним родителем, да и тем, что я незаконнорожденная, в наши времена никого было не удивить. Маму камнями за это не забрасывали, а меня не дразнили.
У детей вообще своеобразное восприятие семейных тайн. Я помню, какой у меня был шок, когда я узнала, что отец моей подружки женат во второй раз. Вот это была сенсация так сенсация! Со свойственным детям эгоизмом мы считали, что до нас у родителей не было и быть не могло какой-то другой жизни! А будоражащее открытие, которое я сделала, рассматривая семейный альбом? Судя по подписям, свадьба у бабушки с дедушкой состоялась в апреле, а дядя родился в сентябре того же года. И это значило…нет, я не могла поверить! Марко в ответ на мои сенсационные выводы только плечами пожал и сказал с видом умудренного опытом четырнадцатилетнего подростка:
- Ну а как ты думала, они что, сексом до свадьбы не занимались, что ли?!
Но я еще долго переваривала эту новость, верная книжным идеалам в стиле «они поженились, и ровно через девять месяцев у них родился ребенок». Зато к тому, что у многих друзей были лишь «воскресные» папы, а то они и вовсе отсутствовал, меня не удивляло. К сожалению, это уже стало своеобразной нормой современного общества. Никто не сочинял байки о космонавтах или капитанах дальнего плавания, спокойно констатировали: «Мой-то нас бросил». Так что ущербной я себя не чувствовала.
А вот, объяви я, что я – княжна, а мои предки – знаменитые Радзивиллы, вот тогда меня точно бы подняли на смех. К тому моменту, как мама об этом рассказала, мне хватило ума понять, что делиться с друзьями не стоит. Да и, по большому счету, мне было гораздо важнее, что у меня вообще объявились родственники, а не то, из какого они рода. Правда, на смену радости быстро пришло разочарование. Тео признал факт моего существования, но вводить меня в круг семьи никто не собирался. Да, я познакомилась со своими родственниками во время их визита в страну, но поняла, что они не испытывают ни малейшего желания со мной общаться, скорее, видят во мне невольную угрозу – а ну как вздумаю претендовать на наследство!
Правда, как я узнала позже, и претендовать особо было не на что. По американским меркам их семья, носившая, кстати, другую фамилию (прабабка Тео совершила некогда мезальянс, выскочив замуж за простого мистера Арчера и навсегда лишив потомков звучной фамилии), была среднего достатка. У них не осталось ни поместий, ни фамильных драгоценностей, ни даже посуды с вензелями. Только – история, воспоминания и амбиции Марсии, которые так и не реализовались. Она-то со своей практичностью коренной американки рассчитывала, что, выйдя замуж за потомка Радзивиллов, окажется в окружении аристократов и получит все сопутствующие привилегии. И, думаю, горько разочаровалась, увидев, что все свелось к ежегодным встречам отпрысков рода в Несвижском замке, да и те носили, скорее, театрализованный характер. Так что Арчеры мало чем отличались от простой американской семьи: водили подержанные машины, играли на бирже, ездили отдыхать к океану. Жизнь Вики и Барби, моих кузин, насколько я могу судить по их страничкам в «Facebook», мало чем отличается от жизни большинства моих сверстниц, разве что с колоритом продвинутого Запада.
Ежегодный перелет в Европу был для них своего рода роскошью, о которой мечтали целый год, и вот тут они себе не отказывали, после визита в Несвиж разъезжались: кузины – в Италию на шопинг, тетя с дядей – отдохнуть на Лазурном побережье, а Тео и Марсия – по делам в Париж или Лондон.
Естественно, о том, чтобы взять меня с собой, не могло быть и речи. Как ни печально мне было в этом признаваться, правила в этой семье диктовала Марсия, и ее единственной уступкой Тео были наши встречи в Несвиже. Я не знаю, почему он ее слушался, но изменить ситуацию не пытался. Единственным отступлением в их традиционном семейном укладе было то, что он купил мне квартиру. Думаю, Марсия об этом просто не знала, иначе худо пришлось бы всем! Так что свою долю «наследства» я, можно считать, получила, и на том спасибо!