Убить гауляйтера

«...- Первый», - доложил Ивась и шагнул на конвейер. Как обычно, вслед за Лизой-длинный номер. «Нагнуться, ноги раздвинуть!» - приказал Лизе доктор. Заскрипело. Лиза дёрнулась, но застряла на полпути. Она  была белая-белая, покрыта изморозью, и по полу от неё тянуло холодом. «Смотрите, как же так?!» - хотел сказать Ивась, но доктор крикнул: «Руку!» и схватил его за плечо. Пальцы доктора обжигали, Ивась попытался вырваться, но не смог, а доктор достал откуда-то шприц с толстой и длинной иглой и всадил её Ивасю прямо в синюю единичку. Ивась заверещал от боли и проснулся.

Закутавшись в куртку, он лежал в кустах бузины. Куртка отлично защитила от дождя и холода, но озябли торчащие наружу ноги. Свет солнца пробивался сквозь листву, растянутая между ветвей паутина отяжелела от бусин росы. Ивась поджал ноги и сел – и охнул от боли! Левое плечо жгло и крутило, вбивало под кожу в такт пульса иглу из сна.

Он освободил руку. На месте номера вспух здоровенный волдырь, кожица на его верхушке натянулась, а под нею ворочалось что-то противное, бело-зелёное. Ивась осторожно тронул волдырь пальцем, и в глазах потемнело: левую руку, от ключицы до кончиков пальцев пронзил обморочный разряд. Ивась застонал, укусил ладонь; не помогло. Он зачерпнул мокрой листвы и приложил к волдырю; стало чуть легче, но ненадолго.

Он заплакал от бессилия, от жалости к себе, от невозможности сделать хоть что-то. Огонь в плече разгорался. Мелкие твари под кожей разложили костёр и жарили на нём ивасёво мясо!

Нужна вода... Он видел ночью воду, он забрёл в неё чуть не по колено. Много холодной воды – залить дурной костёр под кожей! Ивась поднялся и понял, что не пройдёт и десяти шагов, потеряет сознание и свалится. Глаз можно лишиться, сколько вокруг острых обломанных ветвей... Острых!

Ивась закусил губу и что есть силы саданул волдырём по ближайшему сучку! От боли в голове что-то оборвалось... и он обнаружил себя стоящим на четвереньках над ковром из кислицы. Плечо слабо ныло, а из раны лениво сочилась кровь. Тёмную зелень перед глазами покрыли красные и жёлтые пятна, и среди них Ивась заметил блестящую звёздочку. Он подцепил звёздочку двумя пальцами – и сейчас же бросил: горячо!

Что это такое? Ивась не стал гадать. Хоть что, а ему с этой гадостью не по пути. Ивась вбил жгучую крупинку кулаком в землю, поднялся на ноги и пошёл под гору, как бежал ночью. Куда угодно, но дальше от места, где рубят людей на куски.

 

Ельник зарос бузиной и малиной, валежник заставлял петлять и отступать назад. Солнце жарило не по осеннему, трава хватала за ноги и  донимали комары. Пижамный рукав пропитался кровью и заскоруз, каждый шаг причинял боль. Ивась вымотался и ручей заметил, только когда поскользнулся на глинистом бережке и съехал в воду.

Он напился, и желудок, который с каждой минутой жаловался всё громче и настойчивей, на время затих. Болели исколотые ступни. Ивась оторвал у куртки рукава и смастерил чуни, и снова, в который уже раз удивился новым словам, которые возникали словно бы ниоткуда. Чуни, бузина, кислица, комары. Валежник, ручей, ковёр, волдырь. Он разберётся, потом, решил Ивась, а сейчас надо идти.

После ручья началась широкая и прямая, поросшая малиной и иван-чаем полоса. Она тянулась далеко вперёд, разрезав лес пополам. По правой стороне стояли старые, высокие ели, в их тени почти не росла трава, и лучшей тропы трудно было придумать.

Сначала Ивась шагал не задумываясь и просто отдыхая, потом его внимание привлёк бурый холм, перегородивший полосу. Это оказалась куча старого железа. Погнутые полосы, балки, изъеденные ржавчиной до дыр, рассыпались в пальцах. Проволока из серого металла сохранилась лучше, её скрученные плети повисли на еловых лапах, выглядывали из-под многолетней хвои. Рядом Ивась нашёл россыпь зеленоватых стеклянных блинов с дырой в центре. Что это было? Память молчала. Ивась мог назвать всё по отдельности: заклёпки, перекладины, швеллеры, уголки, но для чего служила стоявшая здесь когда-то бандура, представить не мог.

Потом он увидел гриб, и древнее железо мгновенно вылетело из головы. Ивась отломил бурую шляпку: пахло восхитительно! Желудок заурчал, рот наполнила слюна. Ивась осторожно откусил кусочек — и не заметил, как съел весь гриб. Очень похоже на обеденный брусок, но гораздо вкуснее!

Грибы росли повсюду, Ивась жевал, глотал, давился, но забрасывал в рот кусок за куском, пока не стало дурно. Тогда он сел под ель, откинулся назад и закрыл глаза. Не самое плохое место лес...

Ногу кольнуло, потом ещё раз, а потом в поясницу впились сразу несколько игл! Ивась вскочил. Под ногами, по пижаме и куртке бегали маленькие рыжие шестиногие твари, перескакивали на голые руки и оголтело жалили! Муравьи! Он устроился на верхушке большого муравейника...

Подпрыгивая и ёжась, размахивая руками и отвешивая себе тумаки, Ивась бросился прочь! Кожа зудела и чесалась. На первой же полянке Ивась выскочил из пижамы и долго чесался, разодрав ноги чуть не в кровь, потом принялся за руки — и тут ему стало уже не до смеха. Левое плечо покраснело и опухло, из раны сочилась сукровица...

Ивасю стало страшно, он повернул назад, но не нашёл старой просеки. Час за часом метался он по лесу, всё более паникуя. Потом на него напал понос, и стало не до поисков.

Следующей ночью холод и комары не дали ему заснуть. К утру он погрузился в зыбкое забытьё, но оно продлилось недолго и не принесло отдыха. Тучи обложили небо, зарядил нудный дождик. Ивась брёл по лесу, не разбирая дороги и почти не глядя вперёд. Чуни намокли и хлюпали при каждом шаге, и только куртка кое-как защищала его от холода.