Штамм 13: Мятежник

Они думают, что тем самым выиграют время. А на самом деле играют на руку Штамму. 

– Ник? – она подходит ближе, а мне так и хочется крикнуть: «Нет! Не делай этого! Уходи, убегай, Адриана! Спаси то, что ты еще можешь спасти. Спаси себя». Но я не могу. С губ снова срывается ухмылка, и я вытаскиваю руку с зажатым в ней пистолетом из-под куртки. Она дрожит, а пот ручьями ползет по моему лицу. А может, это слезы. Я не знаю. Я пытаюсь бороться. Не получается.

– Я... не могу, – выдавливаю я, и на секунду палец замирает на курке. 

– Это штамм тебя заставляет, Ник? – она начинает говорить, и пьяный блеск еще ярче виднеется в этих глазах, – не бойся, это не страшно. Ты должен беречь силы. Ты еще поборешься с ним потом. Сделай это. Успокой его, – ее слова звучат как-то нереально. Словно галлюцинация.

– Нет... – все мое лицо опухло от борьбы. В висках пульсирует биение сердца.

– Ник, успокой его. Ты должен оставить силы на решающую битву. Я готова, Доминик. 

Это все нереально.

Я стою и смотрю на эту женщину, которая за последние годы успела стать мне матерью, о которой я так давно мечтал. Она воспитала во мне прилежного ученика, а я не успел ответить взаимностью. Я возненавидел ее, обвинив в том, что произошло. Я эгоист. Трус. Предатель.

«Она научила меня всему. Научила быть человеком. Научила быть ученым».

«Она убила тебя», – шипит голос в голове.

Я не успеваю ответить. На секунду разум отступает и этой секунды оказывается достаточно, чтобы мой палец не моим стремлением успел нажать на курок. Раздается выстрел, хотя кажется, что это разрывается настоящая атомная бомба. Весь страх, который я так долго сдерживал, выливается наружу и хлещет ударной волной.

Я падаю на колени перед задыхающейся в предсмертной агонии женщиной, единственным человеком на всей Земле, знавшей обо мне все и честно хранившей это в тайне.

– Найди... – в ее груди разрастается алое пятно крови, – найди... Изабель... найди...

Ее тело содрогается в последний раз и тут же расслабляется уже навсегда. Ее невидящий взгляд устремляется в небо.

Я не могу оставить Адриану здесь. Я не могу ее спрятать, но все еще пытаюсь сохранить в себе человека. Поэтому прячусь сам. Медленно скрываюсь за недостроенным четырехэтажным зданием. Не могу больше. Падаю на холодный бетон и застываю – не могу отвести взгляда от места преступления. Падаю на холодный бетон, и мысли исчезают, картинка распыляется в подсознании, перед глазами – пустота. Я ничего не вижу. Но меня трясет как китайского болванчика на пружине. Меня трясет, и поднимается температура – кажется, что я сейчас взорвусь. Кажется, что сейчас расплавятся мозг и кости. 

Я продолжаю смотреть в одну точку. В одну маленькую точку, в которую умещается лежащая на асфальте женщина. Она больше не видит меня. Она видит только небо. А я по-прежнему не смею пошевелиться.

Проходит еще время. Полчаса, может, час. Я все еще чувствую себя статуей. Какое-то полубессознательное состояние поглотило меня, но я все еще могу видеть. Продолжаю воспринимать мир, хотя не совсем это осознаю.

Подъезжает машина. Она неаккуратно тормозит и едва не влетает в забор. С переднего сидения слетает человек и бросается прямиком к телу Адрианы. Я не сразу понимаю, кто это и даже не думаю о том, чтобы сбежать. 

Александр Скай.

Парень подскакивает к женщине и в его глазах застывает маска непонимания. Как будто он не может в это поверить. Я тоже не могу. 

Он как будто неосознанно начинает сжимать в объятиях труп своей матери и внезапно с его губ срывается ужасающий вопль. 

Я и подумать не могу, что человек способен издать такой звук. Это крик отчаяния, боли, скорби. Это клич мести, это был клич смерти. И, кажется, он разносится на далекие километры, словно полуночное завывание волка. Этот крик никогда больше меня не покинет. Как и сотни других.

Его руки полностью в крови его матери, а его лицо застыло гримасой адовых мук. Я больше не могу выдерживать это.

Этот человек, идеальный во всем свое виде и поведении, всегда желавший казаться совершенным, падает на колени в грязь перед трупом своей матери и начинает рыдать.

Я по-прежнему нахожусь в своем укрытии, но конечности оживают. Я достаю из-за пазухи пистолет и целюсь в сгорбленную над трупом фигуру Александра. 

Медлю пару секунд. Мой взгляд опускается на пистолет в дрожащей руке, и я вспоминаю, что в запасе у меня осталась лишь одна пуля. Поэтому я отступаю.

Эту пулю придется оставить для решающей битвы.