Страница 19 из 28
Я нетерпеливо поглядываю на солдата, вскрывающего ампулу и набирающего ее содержимое в шприц.
Капитан выглядит недовольным.
– Есть варианты? – наконец цедит он.
– Мы можем подождать до тех пор, пока сюда не ворвутся мятежники, желающие нас освободить.
– Бред. У них нет таких сведений.
Я закатываю глаза.
– Капитан, поверьте: мятежникам известно месторасположение базы Уитманн, точно так же, как и Уикенберг.
Вопреки моим принципам, я верю в то, что говорю, потому что знаю: группа Кассандры готовила нападение на подразделение Бэра и осуществила атаку незадолго до того, как нас с Джеем поймали.
– Что ты предлагаешь, Роджерс?
– Вы выпустите не только меня, но и Джея. Того парня, азиата, которого вы забрали.
– Ты предлагаешь отпустить двух людей, являющихся прямой дорогой к мятежникам, чтобы они поймали девчонку, которую я лично могу схватить в два счета?
– У вас это не выйдет.
– К чему уверенность?
– У Бэра не вышло. Она лишь прикидывается наивной дурочкой, – говорю чистую правду.
– А чем ты можешь помочь? Помнится, Бэр уже раскрыл твою крысиную душонку общественности.
Я вспоминаю пожар в Хранилище, и меня передергивает. Боль бьет под дых, штамм вновь начинает бушевать. Оборачиваюсь: солдат стоит позади меня с набранным в шприц раствором и смотрит на капитана.
Гад не желает отдать приказ. Выжидает.
Он думает, что штамм меня мучает, разъедает мои клетки, но это не так. Если позволить ему взять в свои руки главенствующую роль, я стану лишь сильнее.
До тех пор, пока тварь полностью не завладеет рассудком.
И сейчас я еще контролирую ситуацию. Как внутренне, так и внешне.
– Капитан, вы недооцениваете мои способности. Кстати, напомню: я выжил. Любой нормальный человек, окажись он в подобной ситуации, обязательно бы погиб.
– Ты заражен. А штамм не хочет терять уникального носителя, верно?
Уникальный носитель?
Мой голос становится ледяным.
– Держа меня здесь, вы не получите никакой информации. Отпустите меня – я приведу девчонку и буду участвовать в разработке вакцины. Могу поспорить, ваши «специалисты» тупы и наивны, когда говорят о повадках штамма. Никто не знает его лучше меня.
– Самоотверженно, но не убедительно. Уведите его.
Двое солдат подхватывают меня и рывком ставят на ноги. Я оглядываюсь на парня с лекарством и не вижу ни единой эмоции на его каменном лице.
– Получишь лекарство, когда будешь хорошим мальчиком. А пока подумай о своих словах и действиях.
Меня держат, пока все остальные неспешно уходят из камеры. Кажется, температура подскакивает до сорока. Кости ломит. Озноб.
Пинок в спину. Дверь закрывается, и нас остается трое. Нет, четверо: двое солдат, я и вирус. Трое на одного. Я перелетаю через половину камеры и врезаюсь в стену. Снова хлопок и пинок на прощание. Солдаты уходят.
Штамм остается.
Скулю и не могу подняться. По подбородку течет кровь. Отчаяние – вот как это называется.
Маленькая лампочка ритмично мигает под потолком. Кровать с жестким голым матрасом, покрытым большими ржаво-желтыми пятнами. Дверь в ванную как в фильмах ужасов. Пауки несут свой дозор в каждом углу камеры.
Я не знаю, куда бежать, и главное, как.
Я всего лишь муха.
***
– Мамочка бросила малыша Никки, – язвительно верещит Коннор. – Бедный кролик Роджерс остался совсем один...
Мерзкий гаденыш театрально надувает губы, но в этих не по-детски злобных глазах я вижу свое отражение. Я и правда кролик.
Маленький комок страха в полуосвещенном коридоре, впивающийся ногтями в стопку книг из школьной библиотеки, будто в последний и единственный шанс на спасение.
Из оцепенения меня выводит громкий хлопок: Коннор со всей дури ударяет кулаком по стопке книг, и мои руки не выдерживают. Старая энциклопедия по биологии, едва ли склеенная изолентой, ударяется о стену и разрывается окончательно. Ее листы оседают на пол около моих ног.
Коннор смеется. Я буквально вдавливаю свое тело в стену и изо всех сил зажмуриваюсь. Так сильно, что начинает болеть голова. Медленно собираю пальцы в кулаки и слушаю голос, который явственно звучит в голове:
«Ты сильный, Доминик. Ты сможешь».
В этот момент его когти вонзаются мне в шею. Не могу вскрикнуть и в ужасе открываю глаза. Вижу жуткое, разъяренное лицо вепря. Демона. Дьявола. Он улыбается, его щеки горят алым пламенем, а мои легким уже не достает кислорода.
Коннор давит еще сильнее. Жгучая боль растекается по всему телу.
Хватка вепря чуть ослабевает, я хватаю ртом считанные граммы кислорода и кричу изо всех сил:
– Хватит! Прекрати, прекрати!
И снова слышу смех.
***
– Прекрати!
Я вскакиваю с кровати и буквально лезу на стену от удушающей боли.
– Пожалуйста, хватит!
Уже теряю голос от бессилия и адской боли во всем теле, особенно в груди и горле. Все перед глазами залито красным. Поворачиваю голову и, хотя знаю, что в камере никого нет, не могу избавиться от кошмара, в котором из года в год меня душит Страх.
Ник Роджерс. Двадцать три года, а так и не научился бороться с демонами прошлого. И Штамм знает об этом.
Боль утихает. Я откашливаюсь, тело расслабляется, распластавшись по ледяному бетонному полу.
– Мне нужно лекарство, – говорю вслух. И побыстрее, пока я не вскрыл себе вены в порыве агонии. Но этим правительственным гадам необходимо что-то ценное взамен, а они мне не верят.