Страница 145 из 201
– Я очень благодарен тебе за проявленную заботу. Можешь просить у меня, чего хочешь.
Я не поняла, к чему была добавлена последняя фраза, потому что по одному моему выражению лица открыто можно было прочитать, чего я хочу в данный момент. Но, видимо, я очень тщательно скрывала это, и Гольт решил пойти своим путем. Что же, путь оказался верным и решающим.
– Гольт, – спустя секунд сорок после его фразы, сказала я вслух, пугаясь собственного голоса, – у меня есть одно желание.
Тот вопросительно взглянул на меня, лениво переведя полузакрытый взгляд своих глаз чуть в сторону.
– Обними меня, – единственное, что сумела выпалить я, а затем, зардевшись, я отвернулась от него, перевалившись на другой бок. Секунды казались мне бесконечными, Гольт молчал, не двигался, как будто бы мою просьбу он не расслышал или просто не захотел понять. Но тут твердая рука легла через мою талию и ладонью устроилась под боком, спиной я ощутила твердый мужской пресс, на затылке – пылкое и взбудораженное дыхание, а на задней точке то, чего раньше никогда не ощущала в своей жизни.
Если бы Даниэль был жив, это был бы настоящий позор для меня! Ох, Даниэль, прости мне мою слабость, но я больше не могу держаться, это выше моих сил. Я больше не такая стойкая, как раньше, внутренний стержень сломался – я девушка, я слабая, несмотря на то, что я боец. И ты давно умер, покинул меня. Пора мне уже идти своим путем, похоронив тебя и в своих воспоминаниях.
Мы лежали так около двух минут, пока Гольт не начал шевелить тазом. Я почувствовала, как твердая и горячая плоть впивается в мое бедро, разжигая внутренний огонь, и я познала настоящее сексуальное возбуждение. Затем палящие губы Гольта начали медленно и, немного причмокивая, двигаться по моей шее и по верху спины, которая была оголен задним вырезом майки. Меня затрясло.
– А чего мы трясемся? – прохрипел возбужденно парень, слегка приподнимаясь сбоку надо мной.
– Так страшно ведь... – робко улыбнулась я сама себе, пытаясь обуздать дрожь.
– А не надо бояться. Ты своей невинностью сводишь меня с ума. Я хочу... – дальше он не успел продолжить, потому что, если бы я услышала дальнейшую фразу, я бы, наверное, от несдержанности закричала бы и вскочила. Прервав это предложение, я резко легла на спину так, что мое правое бедро оказалось между ног Гольта. Локтем опираясь о подушку, и подпирая голову ладонью, он тихо обезумевшими и возбужденными глазами смотрел на мое лицо, на мои покрасневшие щеки. Даже не спрашивая моего разрешения, его губы припали к моим и начали страстно и развратно целовать, пропихивая язык вглубь рта. Я застонала, сама не зная отчего, и тут Гольта будто бы сорвало: он навалился на меня всем телом, вжав меня в плед, в матрас. Его рот был так тесно прижат к моему, что мне стало тяжело дышать, но он уже не останавливался. Лишь когда я сама сумела слегка отодвинуть его от себя, он провел рукой по моему лицу, оглядывая его сверху вниз – от бровей до губ, и спросил:
– Ты маленькая. Ты хочешь, чтобы я сделал это с тобой?
– Я не хочу спать с тобой... – почему-то ответила я, решительно заглядывая в его бесконечные глаза. Сердце мое билось, как умалишенное, пульс скакал в бешеном ритме. Кровь билась в щеках, в висках... и там, именно в том сокровенном месте, до которого только Гольт сумел так близко добраться. Будто бы дав свое согласие на мой ответ, он просто вновь продолжил целовать меня, я поддалась этой страсти и пыталась отвечать, тренируя свой первый поцелуй в предварительных ласках. Гольт бедрами раздвинул мои ноги, чтобы устроиться поудобней. Я чувствовала дикий страх, но одновременно и желание, и никак не могла понять, что это такое, что происходит со мной, с моим телом.
Гольт резко отвернул мою голову в сторону одной рукой, а второй поймал мой кисти и поднял их над головой. Я не могла шевелиться. Обездвиженность и беспомощность мои, казалось, еще больше раззадоривают его. Потом наши положения стремительно изменились: я теперь была сверху, а он снизу. Мы продолжали целоваться, и Гольт держал одной рукою мою шею, а второй трогал за грудь. Странно, но мне было приятно, хотя в обычной ситуации я бы, наверное, воспротивилась.
– У тебя такая тонкая шея... – прошептал он, облизывая губы. Я не знала, что ответить, поэтому просто припала к его груди, ухом к сердцу.
– Гольт... – с придыханием произнесла я его имя, с вожделением, с обожанием. Мы лежали так около трех минут, пока я не начала замечать очень странные вещи. Сердце Гольта начало ни с того, ни с сего колотиться, как бешеное, а потом вдруг резко затихло – оно просто перестало биться, как будто бы подо мной лежал мертвец. Я боялась подняться, поэтому продолжала покоиться на месте. Возбуждение окончательно сменилось необоснованным страхом и испугом. Сердце продолжало молчать, а я все так же боялась подняться. Неожиданно из глаз моих потекли слезы. Гольт не двигался. Я приоткрыла рот, хотела что-то сказать, но нечто мешало мне, что-то внутри меня билось пульсирующим ужасом и желанием убежать, спастись, но от чего? Так прошло еще минут десять. Я не знала, что и думать. Он холодел, молчал, не двигался, не дышал.
«Ту-дух!» – гулко раздался первый толчок его сердца, но уже в этот стук, в этот первый стук, я поняла, что что-то не так, что-то необратимо пугающее произошло.
«Ту-дух!» – второй толчок. Беги! Беги, Френсис!
«Ту-дух!» – третий толчок. Я разрыдалась, не смея двигаться. Прошло двадцать секунд.
«Ту-дух!» – четвертый толчок. Подо мной лежал уже не Гольт, я с ужасом поглядела не его правую руку, которая размещалась сбоку от его бренного туловища. Я ужаснулась: она была синюшно-бледной с какими-то черными крапинками, будто бы угольная сыпь выступила на его оледеневшей коже. Вместо розоватых ногтей у него появились длинные и заостренные темно-синие когти. Я задрожала, пытаясь заставить себя подняться и сбежать вниз по лестнице, а оттуда на улицу, а с улицы на дорогу и удирать, куда глаза глядят, подальше от дома. И тут я услышала хриплое и вожделеющее дыхание откуда-то сверху. Гольт очнулся, но это уже был не он. Пальцы его когтистой лапы начали поочередно и медленно двигаться, приподнимаясь и опускаясь в ожидающей манере. Он ждал, ждал, пока я привстану, привстану и посмотрю на него. Он ждал, чтобы наброситься, чтобы напасть. Мои слезы уже пропитали его футболку. Соленые ручейки начали распространяться на небольшой поверхности ткани. Дыхание существа, лежавшего подо мной, стало нетерпеливым и зловонным. Запах теплого молока и лука сменился на тошнотворно сладкий и приторный запах мускуса и воска. Я сглотнула, закрыла глаза. Три. Два. Один. Беги! И я вскочила и побежала, ринулась к двери, даже не поглядев на лицо существа, в которое превратился Гольт. Но стоило мне приблизиться к заветно распахнутой двери, как нечто схватило меня за волосы и повалило на пол. Я завопила, запищала, как только может кричать девушка моего возраста. От страха я даже не могла обратиться в вервульфа. Мне было настолько страшно, что все мои инстинкты оборотня отключились и перестали действовать. Я брыкалась, жмурилась, отбивалась от ледяных когтистых ручищ монстра. И вдруг он остановился, прекратил попытки дотронуться до меня, но я отчетливо слышала и чувствовала его липкое и зловещее дыхание, его хрип. Я лежала на спине с зажмуренными глазами и была не в силах распахнуть их. Я знала, что существо стоит прямо над моей головой, склонив свой корпус, приблизив свою морду ко мне. Оно опять ожидало, оно опять нагнетало на меня атмосферу страха. Это был уже не Гольт, Гольт умер. Осталось только Оно, только Это. Оно ждало, пока я открою глаза, и я знала, что это все могло бы длиться бесконечно долго, но я не знала, что предпримет это существо дальше, поэтому я на свой страх и риск попыталась незаметно приоткрыть глаза. Но этой маленькой щелочки между веками хватило монстру, чтобы понять, что я уже смотрю на него. Теперь я уже не могла даже подняться, так как то лицо, которое глядело на меня сверху, стоя в моем изголовье, пригвоздило меня всего лишь одним своим выражением к полу. Мелкая дрожь переросла в крупную и истерично нервную. Я уже и не замечала, как льются мои слезы, образуя сбоку от моей головы мелкие лужицы. На меня смотрела отвратительнейшая гримаса: кожа на лице его была синей в черную хаотичную точку, как и кожа на руках и, вообще, я полагаю, теперь везде; глаза скошенные, налитые темно-красной кровью с черными точками вместо зрачков по середине, без белка и радужки; брови срослись в одну толстую темную линию, а уголки их поднялись чуть ли не до конца лба. А пасть этого существа – это совершенно отдельный разговор: рот когда-то Гольта, словно его разрезали вширь лезвиями, стал громадным, чуть ли не до ушей, а внутри этой пасти было несколько рядов больших и острых зубов, как у пираний. Когда-то густые и насыщенно рыжие волосы теперь превратились в спутанные редкие клочки и пушки, местами выпавшие на лысинах. Существо стояло, расставив широко ноги, согнув колени и опираясь о них своими когтистыми и большими руками. Оно улыбалось во всю пасть, разглядывая меня, а из щелей между клыков капала густая слюна, приземляясь по бокам от меня.