Страница 55 из 75
— Она определенно напросилась! — раздраженно подумала я, — Никогда эта противная девчонка не станет взрослой! Она о себе не способна элементарно позаботиться!Сестра рыдала над столом, и когда я вошла, подняла испуганные красные глаза. С минуту мы обе молчали. Я, пораженная увиденным, не сразу смогла найти слова, чтобы отругать или спросить, что случилось. Соля была так несчастна, а вид ее крупных слез, которые медленно катились по щекам, выбил почву под ногами.— Сестра! — осипшим, слабым голосом позвала Соля, протягивая руки как к единственному источнику спасения. Я не задумываясь бросилась к ней и крепко обняла. Та разрыдаласьеще больше.. По отрывочным словам стало понятно, что Сноу ее обидел. Но что он сделал?— Успокойся, пожалуйста, я ничего не смогу сделать, если ты не расскажешь, что случилось, — стараясь как можно мягче говорить, я напряженно гладила сестру по плечу, подозревая самое худшее.— Я не… не хотела! — всхлипывая, оправдывалась Соля, ‒ Я такая глупая! Прости меня, прости, я просто ужасна!Едва нашла в себе силы, чтобы успокоить ее, отпоить водой и услышать хоть какие-то объяснения. Сестра каялась, просила прощение, но не скоро рассказала, что Сноу увез ее в какой-то клуб, где было несколько его знакомых. Якобы он получил контракт от студии, поэтому хотел отметить со всеми. Было весело, вокруг танцевали люди, а шесть парней и двое девушек, не считая ее, смеялись и что-то пили. Ей предложили коктейль, она долго отказывалась, но потом выпила. Она не совсем помнила, что было дальше, было только весело, легко, она даже танцевала. Но окончательно пришла в себя только в квартире Сноу от ужасной боли. — Было так больно! ‒ она снова разрыдалась, вспоминая случившееся, — что-то во мне, и так больно! Я попыталась вырваться, но Сноу мне не позволил. Он говорил, что все пройдет и мне понравится, он не слушал меня! Мое лицо окаменело. Я стиснула зубы, кулаки сами сжались. Убью этого ублюдка. Опомнившись, обняла сестру и позволила ей рассказать до конца. Это животное Сноу не понял, как тяжело и больно девочке, и, не обращая внимание на ее слезы и жалобы, все-таки добился желаемого.— Мы напишем заявление в полицию, его посадят, — мрачно и твердо заявила я, когда Соля чуть успокоилась,— Нам нужно к врачу.Когда сестра поняла, что я собираюсь сделать, она испугалась и вырвалась из объятий:— Нет! Я сама виновата! Не надо, пожалуйста, ничего не надо! — Соля сжалась, как будто ожидая удара, и уронила голову на руки. Я попыталась убедить ее, но та ничего не хотела слышать.— Ты можешь быть беременной! Прекрати творить глупости! — не выдержала я и попыталась силой поднять тело сестры. Но девочка вцепилась в стол и отказывалась поднять голову с рук. Внезапно я поняла: Соля все равно не напишет заявления, не признает Виллерса виновным, ничего ему не сделает. Она — добровольная жертва, которая, может быть, простит парня, чтобы не портить отношения с ним. Соля не пойдет к врачу, даже будучи действительно беременной. Она обезумела от страха и унижения, ей ничем не помочь.Голова моя просто раскалывалась от пульсирующей крови, которая, кажется, стала густой, будто сироп, от ярости и бессилия. Нет, я убью этого подонка, но что будет с Солей, если меня поймают? Тогда нужно просто избить Сноу, сломать ему что-нибудь, чтобы боль и страдания напоминали ему каждый день об ошибке.Я еще долго думала, на что решиться, пока шла в аптеку за тестом и за успокоительным для сестры..**************Диквей немного жалел, что занятия в академии закончились. Теперь он был наедине сам с собой, занятый бесконечными мыслями и терзаниями. Не было контрольных, школьных друзей и драк, чтобы разнообразить день, который начинался где-то с четырех вечера и заканчивался под утро. Ночью Кэлум разъезжал по городу на мотоцикле, шарахаясь от пьяных водителей и едва прорываясь сквозь сплошь замусоренные к утру спальные районы. Иногда он бывал в грязных ресторанчиках, где продавали только рамен и саке, видел простых смертных, что пытались наладить или хотя бы склеить свою разбитую жизнь. К нему часто подсаживались женщины, девушки и даже совсем юные школьницы, мечтая поговорить с ним или даже увести к себе домой. Он лениво выслушивал их, иногда угощал тем, что они просили, но спать с кем-то из них так и не смог.Казалось, что все замерли, ожидая битву между его школой и Военной Академией. В конце экзаменационных недель Кэлуму передали письмо от некоего Алмази, который уверял, что его Академия уничтожит его и его друзей. Но день, когда они встретятся, так и не назначил. Дик ничего не ответил на послание, только поделился кое с кем, что курсантов будут с нетерпением ждать. В любой день и месяц. Разумеется, ответ дошел до адресата через бесконечные слухи и каналы связи, которые существуют между школами. Видимо, Алмази никак не мог договориться со своими. Или кого-то ждал.Стеллу Кэлум не видел и не стремился перед ней извиниться или что-то объяснить. В его душе царила только дерзкая розоволосая девушка, которая молчаливо отталкивала и упрекала его всякий раз, когда его темным мыслям удавалось хотя бы слегка коснуться ее светлого образа. Пару раз он ловил себя на том, что пытается найти ее дом. Адрес он знал, пришлось взломать школьную базу данных. Несколько раз воля Диквея отступала перед непобедимой печалью, так что он замечал, что стоит под ее окнами, только спустя полчаса.Он думал, что девушка беззаботно спит, пока он ждет ее в это сырое утро. Что он жутко замерз и мечтает о ее спящем тепле. Откуда Кэлум мог знать, что она сейчас обрезает стебли цветов или меняет воду в вазонах в совершенно неблагополучном районе, мерзнет до костей и просто не может думать о любви?Наверное из этой тоски и привычки выросла неудачная встреча Диквея с Даниэль. Или Кэлум просто не умел приходить вовремя. В ту ночь он снова не мог успокоиться, и хотя более пяти часов провел за рулем, все-таки недостаточно устал, чтобы вернуться домой. В тихом переулке, где стоял пятиэтажный дом с квартирами, рассчитанными под программы социального жилья, тихо шелестели деревья, и когда гулкий звук мотора затих, стало удивительно тихо. В квартире Лайтнинг уже горел свет, хотя было раннее утро выходного дня. Кэлум с надеждой смотрел на это окно, хотя вероятность, что Даниэль выглянет, была ничтожна.