Страница 89 из 98
– Колесникова доверяла Вам, поэтому я стою тут. Виновные в убийстве моего дяди мертвы. Можно списать это на криминальные разборки и закрывать дело. Все будут довольны, лучшего исхода и не придумать, – сказал я.
– Но мы ведь с тобой понимаем, что убийство – твоих рук дело, – Ильных хмыкнул и поморщился. Моего лица он не видел. Солнце практически село и костюм отлично прятал меня в дальнем углу недостроенной квартиры на десятом этаже.
– Этого Вы никак не докажете и признаваться ни в чем я не собираюсь. Могу сказать, что эти люди получили свое.
– И чего ты хочешь, Молотов?
– Хочу вновь вернуться в общество не преступником.
– Чтобы с тебя сняли все обвинения?
– Это ведь такая мелочь? Один раз Колесниковой это удалось.
– И где она теперь? – Капитан риторически задал вопрос.
– Как она, кстати?
– Недавно перевели в обычную палату.
– Это хорошо… Сколько еще могло пострадать людей из-за них. Я рассказал Вам все, что требовалось. Организованная преступность убрала моего дядю потому, что она пошел против ее системы. Омуцева и Ханов оказались исполнителями и организаторами всех процессов. А девушка… Девушка профессиональный киллер, приехавший к ним в помощь. Все. Связь капитана Клюева с Хановым вам известна. Мотив убийства свидетелей тоже. Можно объявлять и закрывать.
– Ты все равно что-то недоговариваешь, меня не проведешь.
– Поверьте, большего и не требуется.
Неделю спустя наша встреча повторилась, и я узнал, что больше не являюсь объектом внимания органов. Обвинения с меня были сняты. Став вновь законопослушным гражданином, я смог наконец-таки жить в дядиной квартире, увидеться с родственниками и позвонить матери. Как я и предполагал, официальным заявлением властей стала версия об убийстве на фоне профессиональной деятельности моего дяди. Главным виновником было Омуцева, как организатор. Ханов и девушка-киллер выступали в роли помощников. А убили их сторонники Молотова, выйти на след которых пока не удалось. Радовало то, что мое имя в новостях практически не фигурировало, за исключением того момента, что я вновь был свободен и ни в чем не обвинялся.
Когда шумиха стала стихать, я начал ходить по больницам, навещая то Харитонова, то Степу и даже Колесникову. Последняя шла на поправку, но говорить еще не могла. По ее глазам я понял, что она готовится к долгому разговору со мной. У дверей ее палаты все еще дежурил сержантик, что не вызывало особого доверия у меня.
Степу выписали спустя несколько дней, после моего возвращения на сторону закона. Первое, что он сделал, это собрал вещи и уехал к родным, налаживать непростые отношения. Мне было даже немного жаль. За две недели из опасного и незнакомого человека он превратился для меня в настоящего друга, с которым успели пережить много непростых событий.
Следующим из больницы выписали Харитонова. Он предпочел поступить также, как и Степа, но уехать сразу из страны. После того, как врачи разрешили ему передвигаться, семья сразу забрала его. Ближайшим рейсом они отправились в Рим. Мне было неспокойно за их жизнь до самого конца, поэтому лично вызвался сопроводить их в аэропорт.
Ильиных еще несколько раз вызывал меня в качестве свидетеля больше для формальности и очистки своей совести. На одном из таких вызовов капитан показал мне фотографию настоящей журналистки Елены. Ничего общего с киллершой. Со снимка на меня смотрело лицо с острыми скулами и подбородком, большими темно-зелеными глазами и длинными ресницами. Узкий лоб, небольшой рот расплылся в улыбке. Густые длинные кудрявые волосы. Эта была последняя фотография девушки. Ее тело нашли только через неделю, после случая в «Колизее», на свалке за городом, прикрытой горой мусора. Ее сердце остановилось от неизвестного отравляющего вещества. Тело просто вывезли на машине и бросили там, прикрыв арматурой и хламом. Она погибла просто потому, что другой погибший оказался не в том месте и не в то время. Случайные жертвы – самые несправедливые отголоски этой истории.
Должно было казаться, что все закончилось, но чувство опасности все же не покидало меня. То, что я стал убийцей, не давало мне спать по ночам. Я зачем-то взял себе фотографию журналистки. Смотря на нее, я думал, что убил и ее тоже. Иногда чувство вины подавляло чувство скорби по дяде Эдгару. Словно с его потерей я смирился, а с этой не мог.
Так или иначе настало время возвращаться обратно домой, в Москву. Попытаться вернуться в прежнюю жизнь, к работе, друзьям, матери, которая не находила себе места последние недели. Я встал в очередь на регистрацию. Сюда я прилетел с пустыми руками, улетал же с небольшой багажной сумкой. Пришлось приводить себя в порядок, купить одежду, ведь всегда ходить в костюме я не мог, как бы мне этого не хотелось. Наручи и энергоклинок я спрятал на даче Харитонова, так как не мог просто взять их с собой в самолет или отправить по почте.