Страница 41 из 108
Из его груди вырвался гортанный крик. Николай кричал, просил отпустить его, молил о пощаде. Но сон был сильнее, а страх безжалостен.
Парень пытался проснуться, пытался разомкнуть веки, но у него ничего не выходило. Он бы, наверное, умер во сне, но небеса любят издеваться над грешниками. Именно поэтому со всхлипом, жадно ловя горячий воздух, парень вскочил с дивана и упал на пол. Он никак не мог прогнать от себя остатки кошмара, они до сих пор витали где-то рядом, противно жужжа и напоминая Николаю, что он натворил, за что его терзают.
В комнате было темно. Ночник сгорел пару дней назад. А новый сыщик забывал купить.
– Черт! – громко выругался Можайкин. – Завтра же куплю два ночника, чтобы они светили, как прожектора.
А вот упоминать нечисть в такой момент явно было лишним. Того гляди она и придет, не спросив разрешения.
Холод сковал тело. Было страшно, невыносимо жутко. Внутри все горело, просило о пощаде.
На минуту Николаю показалось, что в дальнем углу что-то шевелится, смотрит на него. Парень попытался приглядеться, и вдруг из горла вырвался протяжный всхлип, словно кто-то лопнул шарик. Николая стало не по себе. Ему показалось, что из угла на него смотрели глаза. Они были зеленые, как молодая трава, и большие. Они жадно всматривались в него, заучивали черты его лица, тела. Запоминали его манеры, как охотник прежде, чем напасть на добычу.
Тошнота подкатила не вовремя. Стало дурно, голова кружилась, а виски, словно проткнули раскаленным штырем. Что-то явно происходило, но Николай понимал, что конец один, что от себя не убежать. Как бы долго ты скрывался, сердце не обмануть.
Его тело обмякло. Стало неподвижным. Он ничего не чувствовал: ни холода, ни сна, ни боли. Только запах дождя, мокрой дороги и оглушительный крик, который, увы, не принадлежал ему.
***
Парень в кожанке выбежал из двухэтажного дома. Выругался и сплюнул прямо на дорожку из красного кирпича. Оглянулся, надеялся, что вслед за ним выйдет кто-то, попытается его остановить, захочет поговорить. Но двери были неподвижны. Шагов не слышалось.
Парень снова выругался и направился вдоль аллеи идеально подстриженных кустов роз. Грязные ботинки оставляли следы на все той же дорожке из красного кирпича. Красивый, даже можно сказать роскошный, дом оставался позади.
Слишком много грязи было вылито там внутри, слишком много боли было нанесено там, слишком много предательств пришлось там ощутить. И слишком мало слов сказали жильцы этого дома друг другу. За красивым фасадом, безмолвными окнами и высокими воротами роскоши прятались гнилые, никчемные и бессовестные люди. Именно это сказал своим родителям Николай Бражников. Но они его не поняли, не выслушали, ни смогли и не захотели принять и ощутить его тоску.
Он был чужд им, чужд каждой клеточкой тела. Здесь его не понимали, зато он точно знал, где его поймут, и кто его поймет.
Он мчал по мокрой дороге, которая петляла, делая крутые повороты. Но ничего не пугало человека, которому было больно, невыносимо больно.
Ночной клуб «Степной койот» принял его, как родного. Да Николай и был ему почти родным. В этом душном, полном разврата и грязи помещении Бражников проводил двадцать часов в сутки, а остальные четыре на съемной квартире, пытаясь отоспаться.
Парень знал здесь каждый закуток, каждую трещинку на кафеле. Это место он называл домом. А то место, где родился, где провел свое детство, полное одиночества и глупых сказок, которые ему рассказывала няня, он называл адом.
Подошел к барной стойке, заказал водку. Затем еще и еще. Напился так, что превратился в зомби – ни чувств, ни разума, только градус в теле. Пошел танцевать. Пьяный, хорошо одетый, при деньгах – такого легко окрутить. Так и получилось. Ее звали Мила, так она представилась Николаю. Предложила уединиться. Он был не против, после ссоры с родителями, всей этой нервотрепки Мила была хорошим средством для релакса.
Поднялись наверх. Николай оплатил комнату. Все прошла, как-то быстро. Он даже ничего не почувствовал, вырубился сразу. Видать реально много выпил. Проваливаясь в сон, решил, что в следующий раз будет пить меньше, или вообще не пить. Но тогда, как заглушить обиду и тоску, если вообще не пить?
С этими мыслями Бражников провалился в объятия морфея, а девушка, которая представилась Мило, собрала аккуратно вещи, достала из кармана Николая бумажник, вытащила, сколько она посчитала нужным, денег и ушла, захлопнув за собой дверь.
Бражников с детства ни в чем не нуждался. Денег в семье было предостаточно. Даже больше, чем можно было желать. Но именно роскошное финансовое положение делали жизнь маленького Коли невыносимой.
Папу он не видел целыми днями. Он служил, был большим начальником. А мама, спустя девять месяцев после рождения сына, упорхнула к подругам, стала проводить все время в магазинах, ресторанах, а Колю она спихнула няне, которая, как полоумная, твердила всегда, что ребенок должен быть чист от грязных помыслов. Но при этом сама она курила, ругалась по телефону со своим мужем бранными словами, и парень даже был уверен, что няня хорошо выпивала в веселой компании. Но при этом за любой мелкий проступок, будь то уроненная нечаянно вилка со стола, или разбитая тарелка, женщина наказывала Николая строго.