Страница 34 из 69
«В то время, когда о наличии этих сил учёные могли лишь подозревать, они не догадывались, что собой представляют эти силы, поэтому их загадочность и таинственная природа и сподвигла к такому именованию».
«Мм…» – кивает, будто бы вникнув, девушка, начав посасывать клубничный коктейль, только что принесённый официантом.
«Так вот: если превысит тёмная энергия и тёмная материя уже не сможет уравновешивать её воздействие на тела, то эти самые тела так отдалятся друг от друга, что перестанут как-либо взаимовлиять и просто остановятся – это будет великим вселенским сном».
«А если перевесит тёмная материя?» – накидывает вопросы мой друг-порнограф.
«А вот здесь и вовсе всё сродни фантастике Брэдбери: некоторые считают, что если во Вселенной больше станет тёмной материи, то космические сверхмассивные тела, то есть планеты, спутники и прочие – все станут крутиться в обратную сторону, за чем воспоследует и обратный ход времени, то есть время станет идти вспять. Вот тот, мной упомянутый стакан, который разбился в одной из параллельных реальностей, вновь обретёт свою целостность при условии того, что начнётся процесс Большого Сжатия – по аналогии с Большим Взрывом».
«А что будет в конце?» – говорит оператор.
«А в конце Вселенная просто ужмётся обратно в сингулярность, бесконечно малую точку, из которой, кстати, по версии учёных, взорвётся новая Вселенная. То есть они считают, что до нашей Вселенной была какая-то другая Вселенная, которая ужалась в эту сингулярность, а затем произошёл уже тот Большой Взрыв, из коего выхлестнулось наше четырёхмерное мироздание. Очень может быть, что та протовселенная была аналогичной нашей, а возможно, и нет. Возможно, она состояла из трёх измерений или пяти».
«Погоди, – встревает актёр, – но наш мир ведь тоже трёхмерный!»
«Не-ет-нет, – снисходительно улыбается писатель, – это великое заблуждение. Ещё Эйнштейн провозгласил, что пространство и время неразделимы, из чего следует, что к уже известным тогда и догматическим пространственным измерениям длины, ширины и глубины необходимо добавить четвёртое измерение времени. Ведь ты не будешь отрицать того, что в разный период времени какой-либо предмет имеет различные свойства, значит, чтобы процесс осознания и понимания был полным, просто необходимо учитывать временно́й показатель. Например, если я сейчас схвачу этот уже знаменитый стеклянный стакан и брошу в сторону той стены, то в некотором количестве временных отрезков, или временных координат, он будет цел. Но когда-нибудь его целостность пошатнётся наличием на его пути стены. И чтобы познать путь этого стакана абсолютно, мне придётся прибегнуть не только к декартовой афинной системе координат в её традиционном смысле, но плюс к тому учесть то, что в различные промежутки времени этот стакан имел разные состояния целостности».
«Офигеть,» – качает головой потрясённый услышанным актёр, хоть и утомлённый болтовнёй писателя.
«И кстати, кинотеатры, обещающие зрителями кино с эффектом 4D, – продолжает тот, – должны, по логике вещей, гарантировать путешествия как раз таки во времени, потому что запах, который они выставляют за четвёртое измерение, – не более чем фикция для привлечения ничего в это не смыслящей публики».
«А 5D?» – спрашивает мой друг-режиссёр.
«А это вообще не мыслимо в рамках нашей Вселенной,» – отвечает писатель.
«Вон оно что, – говорит режиссёр. – Значит, о 7D и заикаться не стоит – посмеивается он».
«М-да, всё-таки чтоб это всё знать, нужно много читать, но когда мне всё это делать? А? Вот ты мне скажи, – обращается актёр к порнографу, – могу я столько же знать, как и вот… вот он, – поколебавшись, парень-актёр кивнул в сторону писателя, – Где мне взять столько времени и сил, чтоб прочесть это всё и осмыслить? А я хочу! Хочу, понимаешь! – он пристально уставился на моего друга, создателя фильмов для взрослых, и обращался сейчас только к нему».
«А я-то тут при чём? – ошарашенно говорит режиссёр. – Я читать тебе, что ли, запрещаю? Или ты мозги вместе со спермой на лица актрис спускаешь и постепенно тупеешь?!»
«Ой, ну вот к столу! – возмущаюсь я. – Люди ж едят вообще-то!»
«Ну знаешь ли, мы тоже едим, – ёрничает девушка-актриса, – и заметь, я сейчас не о фуршете говорю».
Оператор заулыбался, осторожно глянув на девушку.
«Вот спасибо за умный каламбур,» – отвечаю я на её издёвку, состроив гримасу.
«Мне казалось, что ты-то у нас с сильным желудком,» – продолжает она.
«Ну не то, что некоторые твои напарницы! И вообще, ты чего взъелась-то? Я, конечно, понимаю, что это ещё то удовольствие: глотать эту пакость, но…» – завис я на половине фразы.
«Но! Нашёлся умник!» – Она вдруг осеклась, откинулась на спинку дивана и уже спокойно продолжила: «Эх, ладно, извини, это я чего-то сегодня какая-то злая, устала, наверное. Прости».
«Да нет, ничего».
Помолчав, парень-актёр продолжил обижено:
«Ничего я ни на чьи лица не спускал…»
«Врёт! Врёт! – резко встревает девушка, развеселившись. – Ты́ же мне сегодня всё лицо изгадил! Забыл? Все же видели! – сквозь прорывающийся задорный смех тараторила актриса. – Такой ещё наглый – даже в глаз мне попал; я потом его десять минут в туалете пыталась промыть! Нахал! Не спускал!»