После катастрофы

А вот уже и кот Владимир лежит на полу в ногах у девочки. Он умер. Девочка гладит его: «Старый мурлыка». Затем ставит красную печать на листе, к которому приклеена фотография Владимира. То же самое происходит с Феликсом. Далее видна коробка со старыми книгами на весах для приёма макулатуры.

Девочка сообщает:

«Мама сказала, что мы переезжаем из нашей избушки и поселимся в высоком-превысоком доме».

Игрушки собраны в коробки. Берия с остальными утками в железной клетке. Девочка говорит жалобно:

«Бе-ерия».

И вот уже они в лифте нового дома. Девочка спрашивает:

«Мама, американцы будут бомбить наш дом?»

Затем она вносит в новую квартиру свою коробку, открывает, но коробка оказывается почти пустой.

«А где мои кубики?»

Доносится голос мамы из другой комнаты:

«Посмотри, там для тебя новые игрушки на кровати. Новый дом – новые игрушки. – На кровати Микки Маус, кукла Барби. – Не хуже, чем у других. Тебя же засмеют с твоими старыми кубиками».

Девочка достаёт из коробки чудом уцелевший синий шарик и вспоминает, что в такой же, только красный, она совсем недавно вложила «самый важный приказ для последней и решающей битвы».

Далее на экране появляется телевизор с выключенным звуком, перечеркнутым в левом верхнем углу динамиком, в телевизоре Горбачёв.

Девочка говорит обиженно:

«Я всем скажу: мама предала нас. Они все предали нас».

И вот уже она идёт по улице, оставляя за собой следы в снегу. Её движение сопровождают слова Горбачёва:

«Ввиду создания независимых государств я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР».

Раздаются взрывы снарядов, кадр озаряется вспышкой. Стоит танк. Стоят самолёты. Старые игрушки вместе с уткой Берией с оружием в руках пробегают мимо девочки и выстраиваются возле машины. Феликс протягивает девочке красный шарик с приказом. Девочка достаёт его, открывает. Во весь разворот написано прописью по-русски:

«Вперед, товарищи».

Начинается сражение, в результате которого государство восстанавливается под знаменем Ленина-Сталина.

Вот такой мультфильм китайцы недавно показали своим детям. О том, что он имеет отношение к России, говорят имена действующих лиц: Владимир, Феликс, Берия. И всё-таки идёт строительство китайского государства. На первом этаже – идеология, основанная на учении Владимира (Ленина). На втором – охранительные структуры, которые знаменуют Феликс (Дзержинский) и его «неугомонные», как во времена чекистских троек и всех последующих «чисток», друзья, на третьем – управленцы, к которым относится Берия. И все трудятся на благо народа, который изображает пионерка. Её мама – учитель в школе. Иначе идеологический проводник, о чём свидетельствуют её начальные слова о принципах, которыми они не могут поступиться. Далее показана кража Берией того, что принадлежит государству и всему народу. Банка из-под цитрусового сока изображает китайскую элиту. И некоторые считают, что это намёк на то, что какие-то важные документы Берия хранил не у себя дома, а в Китае.

Веря в торжество своих идей, девочка отдаёт на будущее Феликсу и его друзьям приказ для последней и решающей битвы. Но мимо опять проходит мама, рано вернувшаяся из школы, потому, видимо, что уроки отменили из-за происходящих в мире событий. И девочка не может понять, почему все стали такими грустными. А вот уже и перемены. Умирает Владимир, старый мурлыка (прежняя идеология, служившая фундаментом для государства). Мама с девочкой переезжают в новый дом. Из уст девочки звучат слова об американской угрозе. Но это, оказывается, не самое ужасное. Самое ужасное заключается в том, что старые игрушки (старая гвардия) выброшены на помойку (истории). Девочке предлагаются новые игрушки: Микки Маус, кукла Барби, намекающие на смену мировоззрения. Из всего этого погрустневшая пионерка делает вывод:

«Мама (представитель идеологического аппарата, член партии) нас предала. Они все (члены партии) предали нас».

Слова Горбачёва конкретизируют время фильма.

25 декабря 1991 года, после подписания Беловежских соглашений, Горбачёв сложил с себя полномочия президента СССР.

Это послужило поводом к вооружению старых игрушек (старой гвардии). Берия в общем строю. Воскресший Феликс (неужели Путин?) протягивает девочке пластиковый шарик с приказом, и верная «священным принципам» пионерка его отдаёт. В результате последнего и решающего сражения государство восстанавливается на прежних основаниях.

И вроде бы, думал Евдокимов, всё понятно, если к тому же вспомнить главный лозунг хунвэйбинов: «бить ревизионистов хрущёвского толка как перебегающих дорогу крыс», но какое отношение ко всему этому имеет архив Берии, и почему его, как уверяет один из толкователей фильма, так боятся в России, Европе, США и только не боятся в Китае?

А ещё вот что пришло Евдокимову по этому поводу в голову.

В детстве одними из самых любимых его мультфильмов были «Заколдованный мальчик» и «Снежная королева». Не менее завораживающее впечатление производило качество мультипликации, изящные, тёплые тона, неторопливость действия – каждую деталь, каждый эпизод можно было внимательно рассмотреть. Никакой суеты и мельтешения, никакого искажения в изображении лиц, птиц, животных. И это относилось почти ко всем мультфильмам. Евдокимов мог смотреть их часами. Они создавали в его воображении сказочный мир торжества добра и справедливости.

А ещё ему пришло на память, как однажды они, семиклашки, узнав о технологии мультипликации, загорелись желанием создать свой фильм. И одни занялись рисованием, другие – озвучиванием ролей, а Евдокимов – сочинением музыки.

Их мультфильм был про то, как в очередное зимнее утро возле деревянного здания пожарки с красным ЗИСом их дожидалась запряжённая в сани лошадка и везла в школу. Лошадью правил дядя Тимоша, а выделял её – совхоз. Они полулежали или сидели, свесив ноги, так тесно, что на скатах кто-нибудь обязательно вываливался из саней и, вскочив, пускался вдогонку. Поскальзывался, падал, вставал и бежал опять. Это вызывало общее оживление. Дядя Тимоша на это внимания не обращал. Он был очень серьёзным. И так же серьёзно произносил в конце своё: «Тпр-ру-у!» Они кричали «спасибо» и, размахивая портфелями, бежали в школу.

После уроков, сидя в санях, в виде репетиции, пели.

Будучи отрядным запевалой, Евдокимов начинал:

Хор на это возражал:

И когда встал вопрос о том, что будут петь герои их фильма, мнения разделились. Одни говорили, надо то, что на самом деле, другие – тогда будет не интересно, всё-таки это сказка и для неё нужна своя песня. Последнее мнение одержало верх, и тогда они все вместе сочинили слова. Теперь Евдокимов их уже не помнил, но что-то про дядю Тимошу, его малахай, лошадку и Деда Мороза. В задорном припеве были слова: «Ай да дедушка Мороз, у Тимоши красный нос!»

А вообще всё у них тогда было по-домашнему. В школе не особо напирали на лозунги. Шла обычная жизнь, и около неё практически не задевая сознания – лозунги. Во всяком случае, поколение Евдокимова, в отличие от поколения его старшей сестры, не было таким уж идеологизированным. Да и в сестре особенной идеологизации Евдокимов не замечал. Гораздо больше места в памяти о том времени занимали брюки-дудочки да «летка-енька», под которую тогда танцевали на летней танцплощадке их старшие братья и сёстры. О Павлике Морозове, о «судьбе барабанщика» до них дошли только чёрно-белые фильмы, говорящие о навсегда минувшей эпохе. Никакой связи с тем временем Евдокимов не чувствовал, окружающий мир казался светлым, а про барабанщика они пели только весёлые песни: