Страница 2 из 122
- Ну, вот я проснулась. Заждался? - спросила она, присев рядом с приятелем на нагретую солнцем ступеньку.
Девушка ждала, что дракон вывалит на неё всю информацию в привычной манере: энергично, шумно, с миллионом подробностей. Но Грар молчал и задумчиво жевал травинку. Эли откинулась спиной на столбик крыльца, подставила нос солнышку и прикрыла глаза, ожидая, когда дракон наконец скажет, зачем будил её ни свет, ни заря.
***
В своей человеческой ипостаси Грар выглядел как симпатичный парень лет двадцати пяти с достаточно типичной для горца внешностью: тёмные волосы, тёмные глаза, смуглая кожа, худое, костистое лицо, сильное, лёгкое и гибкое тело. Но от намётанного взгляда нельзя было укрыть его нечеловеческое происхождение, так что только люди, никогда не видевшие драконов, могли ошибиться. Возможно, такие проживали на равнинах, но в горах даже малые дети умели их отличать и никогда не путали.
Во-первых, глаза. Стоило дракону на мгновение потерять контроль, а при их эмоциональности это происходило сплошь и рядом, как круглый зрачок вытягивался в вертикальную щель. Во-вторых, грациозность. Плавности, изяществу и скорости движений драконов могли позавидовать эльфы. А в третьих...
Грару повезло, что он родился тёмно-серым, почти чёрным драконом. Так ему легче было выдавать себя за человека, потому что цвет волос и глаз в человеческой ипостаси чётко повторял цвет чешуи в драконьей.
Если не вглядываться, Грара вполне можно было принять за местного уроженца, для которых характерны смолянисто-чёрные волосы и тёмно-карие глаза. Но если присмотреться, то становилось заметно: у этого парня роскошная грива отливает антрацитовым блеском, а радужка почти сливается со зрачком.
Элидии он очень нравился. С тех пор как она поселилась в этих краях, Грар стал её защитником, другом и возлюбленным. Для ведьмы это было огромной удачей. Люди всегда недолюбливали ведьм и готовы были чуть что жестоко с ними расправиться, не вдаваясь в подробности, виновата данная конкретная ведьма в том, что ей приписывают, или нет.
Так погибла Нати, мать Эли. Женщины из деревни ревновали красавицу-ведьму к своим мужьям, хотя даром ей были не нужны. Она пыталась это объяснить особо рьяным, но это не помогло. Когда у одной из них по собственному недосмотру утонул в речке ребёнок, они обвинили в этом бедную ведьму и заставили своих мужчин спалить её вместе с домиком.
Они и Эли хотели уничтожить. Ей тогда было пятнадцать, она уже успела расцвести и деревенские парни хвостом за ней ходили. Правда, никто ей не нравился и она не отвечала на ухаживания, но мамашам было жутко даже подумать, что любимое чадо приведёт домой жену-ведьму. Ведь уже тогда было ясно, что Элидия унаследовала дар.
Ей повезло. В тот день, когда толпа разъярённых селян пришла жечь ведьму в её доме, Эли собирала травы в лесу. Дело было не здесь, в горах, а на равнинах, поэтому она не увидела столб дыма, поднимавшийся в небо от пожарища, а спокойно бродила среди деревьев до позднего вечера. Когда же она вернулась домой, то деревенские уже разошлись, гордясь своей победой наз злокозненной ведьмой. Эли встретили лишь раскалённые догорающие уголья на месте избушки, где они с матерью прожили почти десять лет.
После того, как схлынули первый приступ ужаса и горя, Эли вспомнила, чему учила её мать. Нати знала, чем может обернуться судьба ведьмы, и готовила заначку для бегства, но не успела ею воспользоваться. Эли отыскала и вырыла из земли горшок, в который её предусмотрительная мать складывала монеты. В другом месте она откопала сундук с одеждой и оружием. Там же лежало самое ценное — копия родового гримуара, небольшая, но толстенькая книжица в переплёте из змеиной кожи, переписанная аккуратным почерком Нати, прочесть которую способна была лишь кровная родственница.
Куда бежать Эли также знала: в горы. Сложив всё в припрятанную тут же удобную котомку, она, не задержавшись лишней минуты, двинулась через лес на север. Оттуда когда-то пришли в долины её бабушка Кати с её матерью, которая была в те годы меньше, чем Эли сейчас.
Саму бабушку Кати Элидия не могла помнить, ведь она её никогда не видела. Зато рассказы Нати о матери заучила наизусть.
Та происходила из клана ремольских ведьм и должна была занять уже подготовленное для неё место хранительницы в некой деревне, в которой готовилась у мереть от старости предыдущая хранительница но влюбилась в забредшего в те края барда с равнин и ушла за ним, забрав с собой только родовой гримуар. Вернуться она уже не могла. Её поступок среди ведьм считался предательством.
С бардом Кати через несколько лет рассталась: они надоели друг другу. Красивую ведьму увидел молодой, привлекательный и богатый купец, влюбился и предложил ей стать его женой. Замуж Кати не пошла: кодекс ремольских ведьм ей это запрещал, но прожила с купцом несколько лет и родила от него дочку Нати. Когда девочке было уже десять, дела у купца пошли плохо и он решил поправить свои дела выгодной женитьбой. Нашел в соседнем городе богатую невесту, которая, кроме приданого, других положительных качеств не имела, но зато деньги и связи её отца с лихвой перекрывали все недостатки девицы. Было одно но: отец невесты узнал о связи жениха с ведьмой и потребовал, чтобы тот разорвал эти позорные отношения.
Купец совершил ошибку. Вместо того, чтобы попытаться договориться с Кати, он устроил скандал на ровном месте и выгнал женщину из дома. Та, обиженная, ушла, забрав ребёнка, а напоследок в сердцах прокляла бывшего возлюбленного.
Обижать ведьм — себе дороже. Не прошло и трёх лет, как он потерял всё, кроме некрасивой, глупой, вздорной и сварливой супруги, которая к тому же оказалась бесплодной.