Нойнштайн

Питер смотрел чуть испуганно и смущенно. Шутка явно удалась, и казалось не только киоскеры но и все кафе, нет, вся улица на него смотрит.

- минералку напополам с яблочным соком.

- садитесь, я вам принесу.

Парнишка мастерски резал ножом еще теплый хлеб и надрезал булочку. Женщина, на вид, скорее мать, чем сестра, переворачивала котлету и сосиску, что бы проверить румяную корочку. Ребята проследовали к столу, прихватив кружки и налив себе напитки из бочонков у прохода внутрь.

- ты чего? такой сегодня, щедрый и внимательный стал?

- а я что, о своем хвосте позаботиться не могу? Или поиграть с ним?

Питер сидел красный и прятался в бокал. Вниманием или шутками Юрг разбрасывался так же редко, как и деньгами. И столь нетипичное для хмурого старшего друга настроение было непривычно. Все каникулы прошлого года они жили вместе, в одной комнате, почти на самой крыше, но и тогда Юрг живостью не отличался, проводя все дни и ночи неизвестно где. Видимо мы все же сдружились, подумал Питер.

- в клубе сегодня не долго, я потом тебя домой отведу, а сам свалю до обеда, или больше.

- как и всегда. Только я и сам могу дойти.

- можешь. Но мне все равно надо из дома кое что захватить.

Молодая парочка в костюмах успокоилась и устроившись за дальним столиком украдкой целовалась, закрываясь от всего мира картонкой меню. Сын киоскерши поглядывал на них с завистью. Сосиска, как и котлета, выглядела очень привлекательной, а пахла еще лучше, захватывая все внимание Питера. Юрг глотнул пива и откинулся на кресло, любуясь кафе. Маленькие плетеные столик, покрытые клетчатой скатертью, плетеные кресла с бордовыми подушечками, немного цветов, складная изгородь из толстого шпона и общий навес на столбах. Несколько семей с детьми, молодые парочки, и пожилая дама с большим котом и внуком. Кот, сосредоточенно урча, ел кусочек котлеты с рук внука под неодобрительный взгляд хозяйки и смех ребенка. Еще два школьника из обычной школы так же праздновали начала каникул и о чём-то тихо, но оживленно говорили.

А я говорю, что сегодня в клубе будет мертвый концерт!

Ничего не будет, давно бы объявили!

Но папа сказал, что их подразделение полиции будут сегодня в клубе охранять клыкастых, и что волчатам там не место.

Мало ли, что он тебе сказал. Если сбежим в клуб, то останемся без карманных денег на все каникулы! А если вся стая там, то и не послушаем ничего.

Стая оборотней, что обитала в этом месте последние пять сотен лет, была родом с суровых фьордов. Вожак вел волков в бой, во славу старых богов, но был сражен сам. По приданию, его сердце пало при виде девы, склонившейся на берегу, что бы ополоснуть волосы и переплести длинную косу. Вожак направил корабль в сторону песни, что стелилась над тихой водой в туманное утро и больше от берега не отходил. Со временем поселок рос, но волков больше не становилось. Старые семьи гибли, а новые в стаю не принимали. Двадцать пять лет назад, когда бильд о правах существ был окончательно принят, от стаи оставался один дряхлый старик. Как записано в отчетах полицейского управления, звонок о том, что старый Вольфберг спятил и схватив дочку начальника полиции в теле волка убежал по горной тропе пришелся на планерку. Лучший штурмовой отряд управления в полной экипировке с оружием был отправлен по его следу. Руководитель штурмовиков и друг начальника полиции вел операцию лично и шел в первых рядах. Старика нашли у входа в большую пещеру. Он был уставший, страдал отдышкой, но гордо стоял на ногах, держа молодую девушку как мешок через плечо. На поясе весел старый нож, на спине плащ из шкуры белого волка. Другой одежды на нем не было.

- Возьмите ножи, и заходите все ко мне. Увижу ствол, и девушка умрет.

- Отпусти ее, ты, верно, тронулся старик, ты же знаешь нас всех с пеленок.

- Если вы, сопляки, не справитесь со мной все сразу, то толку от вас.

Вольфберг плюнул, и направился в пещеру, неся пленницу через плечо. Вслед за ним вошло двадцать парней, а вышло девятнадцать волков. Два человека и старый оборотень встретили свою смерть в бою, но стая на нем не умерла. Напротив, спустя два полнолуния, весь отряд сидел в пещере, со словарем переводя руны на стене. Девушка прекинулась первой, и повела всех за собой, что бы выбрать стае вожака, а себе мужа. С тех пор стая сильно разрослась, но теперь в нее принимали только полицейских, в основном получивших травмы при задержании оборотней, или сильные увечья, которые иначе было не излечить. Стать вожаком стаи, можно только сдав экзамены на начальника отделения полиции и отправив прошлого начальника на пенсию в честном поединке под горой.

Ликантропия считается болезнью, вирусом, с генетическим кодом зверя, напрямую не передающимся потомкам, которым можно заразиться через материнское молоко, укус или секс, но только во время зачатия от ликана. Генетикам даже удалось поменять окрас шерсти и цвет глаз, у подопытных, но вот вылечить болезнь никому не удавалось. Юридически оборотни оставались людьми, и никаких особенных прав или обязанностей не имели. Стая, к которой принадлежал тот или иной госслужащий в личном деле указывалась в разделе дополнительных данных, где то между религией, ориентацией и байкерским клубом. Кроме браслетов донора органов, появился и другой, завещающий тело на съедение своей стае или семье.

- Мой Ульврек!

Седой, властный мужчина, в форменной кожаной куртке полицейского, с суровым взглядом и не длинными черными когтями на руках дочитывал отчет. Желтые, глубоко посаженные глаза скрывали небольшие очки с оттеночными стеклами, для работы за компьютером и письма.

- Докладывайте.

- Вся стая по байкам.

- Двадцатиминутная готовность до начала операции. Джем нашу Вольфрун и я поведу вас.

Старое высокое желтоватое здание с лепниной, в центре главной улицы было самим в себе. Оно огораживало небольшой дворик со всех сторон, и имело две высокие арки на обе боковые улочки. Дворик состоял почти из одной парковки. Десятки личных мотоциклов, и велосипедов с одной стороны и такие же, но служебные с другой. Машина на все отделение была одна и использовалась для перевозки задержанных и конвоирования преступников. Скромный микроавтобус народной марки в традиционных зелено белых цветах, с соответствующими надписями отличался от остальных полицейских машин только рисунком горы и названием участка под ней. Мало кто знал, чем именно эта гора была примечательна для отделения и почему так единогласно была принята в качестве эмблемы. Мотоциклы и велосипеды отделения полиции были украшены немного свободно, но в рамках устава. Кожаная оплетка, хромированные детали, яркие заклепки и другие элементы с первого взгляда в глаза не бросались, но если встать во дворике, и начать разглядывать, то можно заметить, что все машины чуть-чуть не похожи друг на друга. Даже типовой велосипед, на котором рассекала школьный инспектор, большую часть своего времени, учившая малышей правилам дорожного движения и езде на велосипеде, был узнаваем. Розовый, с корзинкой для рюкзака, и женской рамой, он был украшен маленькими гномиками, нарисованными и в плетёнными цветами, большими светоотражателями и настоящими полицейскими проблесковыми маячками. Не высокая, стройная женщина, в коричневых прямых форменных брюках, кремовой плотной рубашке, широкополой фуражке, как и любая полицейская выглядела очень строго, даже на таком велосипеде. Собранные в пучок темные волосы, черные глаза и вечно загорелая кожа. Никакой косметики на работе. Но, тем не менее, она всегда могла расположить к себе детишек живым, дружелюбным оскалом, как называли улыбку в стае, и искренним участием и сопереживанием к ним. Ее точный возраст в школах не знали – детишки уже который год росли, и получали права не только на первый велосипед, но и на машины, а школьный инспектор все не менялась год от года. Вся стая с интересом следила, как она въезжает в ворота, ставит свой веселый велосипед.