Страница 1 из 101
Новая партия крепко спелёнатых младенцев медленно двигалась по конвейерной ленте в ясли. Инкубатор вновь остался пустым, чтобы целых три месяца провести на карантине. А затем в каждой из скорлуп будет плавать новая, уже начавшая делиться, клетка, через девять месяцев должная стать человеческим существом.
Тысячи младенцев: кто тихо, кто, попискивая, по одному достигли точки, в которой им предстояло провести часть начавшейся жизни. Никто из них не осознавал ни своего счастья появления в этом мире, ни своей удачи перехода из инкубатора в ясли. Даже не подозревая об участи непрошедших проверку на годность. Еще никто из них не знал, для чего они выращены, для чего были клеймены и по чьей прихоти их день рождения в один день, и они похожи, как бывают похожи сестры и братья. Они не могли еще даже представить, что никогда не обратят на эти факты внимания и до конца своих дней не поймут бесчеловечности системы.
На плечах всех младенцев красовался набор букв NGMEG, дальше шел ряд и номер. У одного младенца он был 1s6n. Что говорило о его местоположении в инкубаторе – первый ряд, шестой номер. И, как и все прибывшие в ясли младенцы, он ничем не выделялся: здоровый ребенок весом больше трех килограмм, награжденный генетикой черным цветом волос и зелеными глазами. Эта эстетическая особенность, как и светлый цвет кожи, была передана большинству младенцев. Лишь у единиц были голубые и карие глаза. И лишь пара детей отличилась светлым цветом волос.
Взрослые люди в белых халатах прохаживались между рядами кроваток и делали записи в ручных планшетах. Синтетическая пища в стерильных бутылках, натянутые четки, выполненные в черно-белой гамме. И так до момента, пока дети не сумели встать, держась за прутья. Тогда их перевели в следующую комнату, не сильно отличающуюся от первой.
Ребенок под номером 1s6n рос, ничем не выделяясь из общей группы. Причиной этому было вовсе не то, что тех, кто выделялся неустойчивым психическим поведением или агрессией, уводили и не возвращали назад. Дело было в генетически модифицированном коде и воспитании. На каждые пять детей приходился один воспитатель, который никогда не повышал голос, никогда не говорил ничего лишнего. Комнаты идеально белые, чистые. В них всегда пахло дезинфицирующим средством. Светлые одежды – белые и бежевые тона. У детей – туники, у взрослых – халаты. Из игр – социально адаптирующие программы. И так из года в год.
С прожитыми годами тела постепенно менялись. Каждую неделю проводилось медицинское обследование, фиксирующее эти изменения.
Если бы NGMEG 1s6n спросили бы о первом доступном ему воспоминании, он бы не смог ответить. Однообразные дни слились в единую сплошную белую линию на белом фоне. Так было до перехода в общеобразовательный блок. На этот момент всем детям под буквами NGMEG исполнилось шесть лет.
У каждого своя парта. Свой компьютер. Своя ручка и карандаш. У каждого почти в одно и то же время кончался карандаш и чернила в ручке. Почерк влиял на заполнение страниц в тетради, каждую из которых проверяли не только на наличие ошибок, но и на почерк. Именно тогда 1s6n заметил, что у девочки, сидящей впереди него, буквы выходят тоньше, а наклон влево. А у мальчика, сидящего за столом слева, буквы выходили толще, чем у него. Казалось, такая мелочь. Но именно эти мелочи дали 1s6n понять свою особенность. Никто не мог написать буквы так, как писал он. Это было его первое воспоминание. О своей особенности.
Комната каждого ребенка – одинокое пристанище. В каждой комнате стол, стул, кровать. Отбой строго по часам, проснуться в шесть, зарядка, учеба, сопровождение в комнаты, домашние задания, запертые двери, отбой и с утра все по-новому.
Как и все дети, он четко следовал системе, не задаваясь вопросом почему за год их группа в тридцать человек стала меньше на двенадцать детей. Их осталось восемнадцать. А еще через год их осталось пятнадцать. Он даже не знал их номера. А еще через год у него появился первый друг.
Шел третий год обучения, когда 1s6n внезапно понял, что хочет узнать номер девочки, сидящей впереди. Но ему потребовался не один месяц, что бы придумать, как это сделать. Поступок, чуть не стоивший ему выбраковки, был спонтанным решением. Он оторвал уголок тетрадки, на котором написал: «Я 1s6n, а ты?» И передал записку ей во время смены преподавателей. И она точно также ответила, на том же оторванном уголке: «5s3n». Две буквы и две цифры внезапно сделали 1s6n самым счастливым ребенком. И он продолжал спрашивать 5s3n все на том же уголке. Так он узнал, что ей нравится анатомия больше математики. Что волосы она заплетает в косу, чтобы не мешались. Что щурится от того, что плохо видит вдалеке. И о том, что при беге у нее колет в боку.
Оторванный уголок был исписан так, что стал из белого синим. А 1s6n хотелось знать о 5s3n больше. Ему хотелось поговорить с ней. Однако такой возможности им не давали. Не было времени, которое дети могли бы назвать переменой. Преподаватели менялись за минуту, и начинался новый урок. Однако 1s6n нашел возможность пообщаться с 5s3n. Впервые это случилось на утренней гимнастике. Во время пробежки мальчик придержал темп, подстраиваясь под 5s3n, и впервые заговорил:
— Мне нравится твой номер. Он красиво пишется.
Девочка скосила на него глаза и улыбнулась. Она так ничего и не сказала, но эта улыбка стоила многого.
В тот день 1s6n долго выводил в тетради пальцем ее имя. Вновь поговорить им удалось в очереди на медицинское обследование. Именно там он узнал, что не он один испытывает рвение общаться. Дети будто разбились на пары и даже тройки. Они переговаривались на узкий спектр тем, затрагивающих в основном учебу. Им просто больше не о чем было говорить. Их мир – узкая полоса, закрытая сфера, как и понимание происходящего в нем.