Экслибрис

ей гордости так себя вести может только тот человек, который сам лично протянул яйца в ее руку. 

      - Оценки, - слово сорвалось с ее губ, порхая на крыльях нерешительной надежды.

      - Оценки? Ты имеешь в виду твой годовой результат? Хе! - учитель оживился, вдруг вновь расплывшись в идиотской улыбке. - Да пожалуйста!

      Он вскочил и схватил со стола журнал, куда заносил успехи всех учеников. На имени Нэй стояла самая черная строчка, по клеточкам выстроенная из прогулов и неутов. Радостный учитель с нарочито деловым видом склонился над журналом.

      - Вот смотри. Тут почти недельный прогул. Так. Закрыто. Будем считать, что отработала. Тут провальные самостоятельные работы. Так. Правим на тройки. Тройки на четверки. Устроит? - он бегло глянул на нее поверх очков. - Эти задолжности по домашнему заданию закроем - все равно их почти никто не сдал. Тут тоже все хорошо было. Замечательно! Вот! Твой год спасен!

      Не веря своим глазам, Нэй наблюдала, как за одну минуту исправляется вся ее учебная история по ее нелюбимому предмету. Хаттон же, похоже, и вовсе был вне себя от возможности ей услужить. Проводя ее из класса и едва не кланяясь, он изъявил желание встретиться еще раз. Когда у него найдется еще одна подходящая цена для ее тугой дырочки. Звучало так, будто теперь он намерен с еще большим старанием загнать ее снова до неута. Но Нэй все воспринимала будто через толстое стекло. Словно оглушенная она вышла из школы на встречу закату. В ушах звенело, в животе расползался неприятный зуд, а в мыслях все еще не могло уложиться произошедшее.

      Нэй не узнавала этот мир. Все в нем казалось теперь другим. Браслет на ее руке хитро поблескивал в оранжевых лучах осеннего солнца.