Под Крылом

 – А завтра?

 – И завтра тоже переживу. Риса необходимо обучить нашему языку.

 – А послезавтра?

 – Нет. Очередь Джара готовить. А потом твоя. Ты что-то говорил про торт с клубникой. – Спокойно произнесла лае, и окончательно выпихнув младшего брата, захлопнула дверь.

 Пошевелив крыльями, Вольф снова улыбнулся. Все лае были привязаны друг к другу незримыми нитями. Тонкими и нежными, но они не позволяли обманывать.

 И Белая не врала, говоря Малкольму о поисках Зафа, необходимости обучения языку Риса и про торт. Потому что она доживет до всех этих событий. Не позволит своему организму остановить регенерацию.

 А после этих событий найдутся другие, важные и не очень.

 И приказы Ильи. Без приказа начальника Отдела Белая даже не полетит – так шутили порой.

 Странная штука – связь. И пусть Беаль не признавалась в этом, но Вольф порой ощущал это.

 – Я хочу побыть в изоляторе одну ночь. Этого будет достаточно, чтобы получить допуск на поиск Заафира? – Прерывая поток мыслей хирурга, спросила Беаль, привалившись сложенными крыльями к двери.

 Лучший врач Отдела задумчиво пошевелил губами, доставая чистый листок. Нужно будет написать отчет и принести начальнику, а так же расписать все аспекты прогрессирующего состояния Белой.

 Состояния...

 Переплетения связи перед закрытыми глазами стали похожи на паутину. Тронешь одну нить – и зазвенят, перекидываясь на всю сеть, остальные.

 – Знаешь... – Вольф оторопело уставился на ручку, колпачок которой несколько раз уже успел крепко укусить. – Да, изолятор – это хорошо. Но ты писала, что в свой первый визит на Мегу использовала Черную Кровь, чтобы что-то разломать...

 – Железную цепь на замке. – Уточнила крылатая равнодушно. – А что?

 – У меня идея. Помнишь, мы иногда заказываем выпечку у одного... Скажем так, человека? Мы еще помогли ему спасти свою пару.

 Вольф любил наблюдать за тем, как думают лае. Порой ему казалось, что он видит мысли, написанные на лбах крылатых, слышит щелканье шестеренок, читает в глазах логические цепочки. Вот и сейчас Белая думала, выстраивая пирамиду догадок. Всегда спокойная, она не позволяла эмоциям проявляться сверх необходимого.

 Железная крылатая. Белоснежная, стальная, крепкая. Достаточно умная для нужных выводов.

 Человек. Почти человек.

 Мир, в котором он живет.

 Лае заказывают у него иногда выпечку.

 У почти человека есть бар, где он готовит.

 Мир, в котором живет этот человек, и где стоит его бар.

 В мире знают о существовании Черной Крови.

 Знают... И используют для своих целей.

 – Я думаю, что можно будет договориться с кем-то достаточно надежным в том мире. Конечно, симптомы протекания болезни разные, но мы можем попробовать. Если существа с такой болезнью способны хотя бы частично использовать ее, то чем ты хуже? – Вольф чуял ту грань, когда уязвленное самолюбие становилось еще одним стимулом жить. – Тебе удалось один раз забрать время металла, а сейчас я увидел, что развитие продолжается. Почему бы и не выжать из подходящего момента все, что можно?

 Пару мгновений Белая еще размышляла, а потом медленно кивнула, соглашаясь. Почему бы и не выжать? Самое главное она узнала, и теперь единственное, что можно делать – продолжать двигаться, пытаясь продержаться еще немного.

 Подняв руку, крылатая с силой провела ладонью по боку. Она сдохнет, как только собственная регенерация, пораженная болезнью, даст сбой.

 Старая память, закрытая от всех на самом дне, шевельнулась. Белая не могла слышать этот смех, в тот момент она ничего не могла сделать, находясь в болевом шоке. А потом в стазисе.

 Но смех был. Как и ощущение, что кто-то держит ее сердце.

 – Вольф. Я хочу в изолятор. На одну ночь. – С усилием выговорила лае. – А завтра уже делай, что считаешь нужным.

Хирург вздохнул, и вернул на стол поднятый было бланк, пряча результаты сканирования гибрида.

 ***

 Рис волновался.

 А что если крылатый все сделает неправильно? А вдруг он переделает все хуже? Может, он вообще захотел себе чашку забрать?

 – Перестань паниковать. – Равнодушно бросила Белая, развалившись в огромном зеленом кресле и растопырив крылья. На коленях она держала тонкий планшет, и сейчас что-то смотрела, нацепив на одно ухо пластиковую закорючку с крошечным динамиком. – Вернет тебе Ил твой ненаглядный сорняк.

 – Это не сорняк, а Вишня Мирабель. – Поправил Рис, трогая пальцем башенку из кубиков с серебристыми гранями и голубоватыми стенками. Флэшки закачались, но башенка не рухнула.

 – Да хоть Роза Кефаль.

 – А такой сорт существует?

 Белая занесла ладонь над виртокном, останавливая запись.

 – Возможно. В любом случае – Миллениум тебе все вернет.

 – Миллениум?

 – Это полное имя Ила. Так эали называют свои праздничные торты, которые пекут перед Днем Осени.

 Рис занес в архив памяти новые данные, и снова тронул пальцем башенку. Та, не выдержав такого издевательства, все же рухнула. Кубики с записями рассыпались по столу. Некоторые перевернулись, и на нижних гранях стали видны полупрозрачные надписи, сделанные от руки.

 – А какое полное имя у Серфина? – Гибрид повертел в пальцах ближайший кубик, рассматривая надпись.

 После возвращения Белой с Меги прошло уже двенадцать дней. И каждый день крылатая приходила в дом к Дарелину, чтобы учить Риса языку лае. Четыре раза присутствовал Карм, но в основном он лишь заглядывал в комнату на пару минут, внимательно слушал и уходил, стараясь не чесать себе руки. Беаль пояснила, что у брата Зафа аллергия на человеческие языки.