Всё получает тот, кто умеет ждать

- Если ты такой умный, почему такой бедный? Так вот, когда истребляют умных, это больнее всего. Во-вторых, я с евреями рядом росла, училась и знаю их лучше, чем других. Они мирные люди...

- Очень, особенно с палестинцами, - решил поддеть её Валя, в принципе, равнодушно относящийся к семитским ближневосточным разборкам, - а ты с таким жаром нападаешь на горцев...

- На диких! Шотландцы ведь тоже горцы, но цивилизованные, так? Вот они рабов не захватывают, тебе известно?

- Это не шовинизм в тебе говорит? - Чирков продолжал шутить, но получил неожиданный ответ.

- Если хочешь, да! Терпеть не могу тупое быдло, без различия национальностей, не только твоего дикаря, и неважно, где оно бегает - по городу, по тайге, горам, степям или саваннам! А почему не терплю? За бескультурье и наглое поведение.

- А если он умный, хотя и дикарь?

- Знаешь, бегая за мячом или валяясь под пальмой - особо не разовьешься! Я не сомневаюсь, что человек белой, желтой, черной расы может быть умным, но мне неприятен апломб дикаря в моем ареале обитания!

- Не приведи бог, скажешь такое в Америке! Получишь миллиардный иск!

- Смотри сам, черные американцы никак не могут успокоиться. С чего бы? Да ума не хватает! Их надо лучше учить, а не бесплатно место уступать. И, вообще, я человек не политкорректный!

- Это не ксенофобия?

- Если ты не прекратишь превращать меня в монстра...

Валентин потом рассказал, как она выглядела в тот момент - вся подобралась, став похожей на большую кошку перед прыжком. А слова явственно лязгнули металлом. Он понял, что так шутить нельзя. В следующих спорах оскорбительных сравнений и вопросов не позволял.

"Один-единственный момент за время знакомства. Практически идеальные отношения, - отметила Ирина и задумалась. - Что делать с влюбленностью? Уйти от Ермакова? А как это примет дочь?"

Она решила не торопиться и проверить отношения временем, но вскоре к переменам подтолкнул Ермаков. Степа в разговорах с Чирковым почти не участвовал. В основном, слушал, ведь сказать было нечего - кроме школьной программы, он ничего не знал. Не принято в их родительском доме было держать книги. Но порой апломб не позволял смолчать, и бравый офицер изрекал несуразицу, вызывая негодование жены. Как в этот раз.

- Ириш, прочла питерские сказки? - Чирков всегда притаскивал новинки на критический разбор. - Почему?

- Слог убогий.

- Ты чересчур сурова. Худо-бедно, но человек публикуется, вторая книжка...

- Вот именно, что очень худо и очень бедно! Где настоящий русский язык? Людей надо поднимать до себя, а не снижать планку. Почитала бы кого из Толстых, да поучилась...

- Ну, читательской массе годится, а элите - надо ли угождать?

Тут Степа и блеснул эрудицией:

- Аэлиту написал Алексей Толстой. Мне не понравилось.

Бросив на Ирину мгновенный взгляд, Чирков с неразличимой для Ермакова иронией сказал:

- Мнение референтной группы, знакомой с творчеством классиков, всегда ценно. Как впечатление от книги Зеленухиной, Степа?

- Я её не читал. Времени нет.

- Жаль! Интересно было бы послушать.

На этом дискуссия усохла. Муж исчерпал себя в теме, историк не рискнул издеваться, а жена дар речи утратила - настолько неуместно прозвучала реплика. Она ни слова не сказала Ермакову, но стыд за его глупость от этого меньше не стал:

"Вылез, умник! Позорище! Разведусь, ей богу, - клокотал в ней гнев, - разведусь!"

Всё, час пробил, решила она. Измена свершилась в голове, тем более, что в глубине души Ирина надеялась получить, наконец, так и неизвестное ей удовольствие от постельной близости. Почему бы и нет? Ведь такой многоопытный любовник, как Валентин (она помнила слова сестры!) должен быть гораздо искуснее.

Назавтра, поймав очередной пассаж на тему её неземной красоты, Ирина остановилаЧиркова:

- Ты сейчас говоришь серьезно?

К части Валентина, тот справился с задачей оперативно. Позвонив одному из многочисленных друзей, схватил такси, получил ключ от аспирантского общежития. Через полтора часа Ирина, наконец, изменила и физически.

Увы, она обманулась в ожиданиях. Романтика напрочь отсутствовала в свидании. Все состоялось скучно, без ожидаемого трепета. Сибирский Дон Жуан не стал раздевать её до конца, оставив в лифчике и сорочке. Попробовал чмокнуть в губы. Когда уклонилась (целоваться не любила), Чирков не стал настаивать. Прижался к щеке, поелозил губами по шее, попыхтел, и все закончилось. Минуты две полежали вместе, затем раскатились в разные стороны. Неинтересно. Хотя и не противно, как с Ермаковым.

Новоявленная любовница полночи терзалась мыслями о целесообразности продолжения такой странной связи. Несовпадение ожидания с реальностью всегда болезненно, а в деликатной сфере, подотчетной проказнику Купидону - особенно. Сомнения были велики, но отступать после первой неудачи не в правилах Ирины, так что решила она посмотреть на реакцию обольстителя - а вдруг тоже обескуражен неромантичностью выпрошенного "амура"?

Чирков ни единым словом или жестом не выдал изменения в их отношениях - был так же остроумен и блестящ. Решив, что одного раза мало, она согласилась на продолжение. И напрасно. Пять встреч истребили влюбленность однообразием: разделись - легли - оделись - расстались.

Добила её Настя, грубовато спросив:

- Сеструха, как успехи с кудрявым? - Увидев, что та не поняла, пояснила, хохотнув. - С Чирковым! Он раньше, до лысины, кудри носил, аж до плеч. Обалденно красивые! И так аккуратно расчесывал...

Ирина представила Валентина с локонами. И тот кокетливо их поправляет, поводя подкрашенным глазом. Жаль, что Чирков не светловолосый, потому, как блондинистые певцы и стриптизеры типа Дельфина или Тарзана смотрелись особенно нелепо. Стало невероятно смешно. Огромная смешинка выхохатывалась из нее несколько минут, потом Ирина несколько успокоилась и объяснила причину: