Страница 12 из 140
Аэлла взяла, глянула на зелёную кожуру, он даже не почистил его. Отпила вина и откусила от яблока. После вина оно показалось сладким более чем когда-либо, и кожура совсем не мешала, так даже вкуснее. Зачем их вообще чистят? Так учили её ещё с детства...
Мирон забрал свой кубок, отпил тоже, заел яблоком, как и она, но смотрел мимо.
– Что вы говорили про вашего отца? – напомнила она. – Что значат ваши слова? С отцом всё равно, что без отца... Это как?
Мирон долго молчал, она даже подумала, не ответит.
– Вам этого не понять, вы любите своего отца, как видно...
– А вы? – перебила она.
Мирон перевёл на неё глаза и усмехнулся.
– Мой отец считает меня выродком, я порчу королевскую кровь...
Аэлла долго молчала, глядя ему в лицо. Оно стало вдруг резким, да и движения его вдруг стали быстрее, резче, он резал яблоко пластинками и подавал ей, как не резался ещё от такого?
Разве так бывает? Разве может отец, хоть король, хоть кто, считать своего сына выродком? Этого не может быть... Что там за Мирополь? Что там за порядки? Она не понимала этого. Для своего отца она была украшением, отрадой, ей он дарил любовь и нежность. Айрил был для него гордостью и надеждой. А так... Так – разве может? Разве может быть так?
– Мне не нравится ваша страна! – произнесла она решительно. Идвар приподнял бровь и посмотрел на княжну вопросительно. – Друзей у вас нет, любимой тоже, нет матери, отца, брата, которого бы вы любили... Как вы живёте? Ради чего вы живёте?
Он усмехнулся.
– Я живу не ради, я живу вопреки... – Залпом допил вино и поднялся, на ходу откусывая яблоко.
Аэлла тоже поднялась. Кубок с недопитым вином она поставила на подлокотник кресла. Спросила вдруг:
– Что вы теперь сделаете со мной? – Идвар повернулся к ней. – Как вы меня накажете?
– Никак...
– Тоже... вопреки? – мягко спросила она.
– Думайте, что хотите...
Аэлла прошептала через минуту:
– Я пойду...
– Я провожу вас...
– Я знаю дорогу, это мой замок.
– Я провожу, – повторил настойчиво.
– Как хотите... Если меня арестуют, сделайте так, чтобы обошлось без пыток, я сама всё признаю...
Они медленно шли по коридору, спускались в темноте по винтовой лестнице. Чтобы не стучать каблуками, Аэлла сняла туфли и несла их в руке.
– Вы боитесь боли? – Он резко обернулся, и в темноте Аэлла ударилась в него, уронила туфель, и он загремел по каменной ступеньке.
– Ой... – прошептала Аэлла.
Вместе с Мироном они начали искать туфель, шаря по ступенькам руками. И Аэлла чувствовала близко-близко тепло дыхания Мирона, его тело, и руки их, пальцы сталкивались в темноте. Это всё вино... Это оно виновато...
Наконец, Мирон нашёл злополучный туфель, выпрямился, и они с княжной оказались друг перед другом, только на разных ступеньках, лица оказались напротив.
– Х-х-х... – хрипло выдохнула Аэлла от удивления. Маленький лучик света от окна высоко над головой, наверное, лунный, отражался в огромных зрачках Мирона. Идвар вложил туфель ей в руки и долго не отпускал пальцы ладони, пока она сама не вырвала руку. – Да, я боюсь боли... – Вдруг стала выше, поднялась на носочки, удивление скользнуло в глазах Идвара, и Аэлла пояснила: – Ноги замёрзли от камня...
– Тогда быстрее... – Мирон подхватил её под локоть и потянул вниз, за собой.
У самых дверей он вдруг развернул её спиной к стене, поймал за локти изнутри, приблизил лицо. Аэлла не могла оттолкнуть его, в каждой руке туфли, да и сама хотела ли?.. Это всё вино... Только оно...
Идвар нашёл в полумраке её сухие губы, она дышала испуганно, удивлённо. Поцеловал сначала осторожно, будто боялся, а потом ещё раз, уже дольше. Аэлла мотнула головой.
– Вы с ума сошли... Что делаете?
Он улыбался ей в глаза. Шепнул:
– Беги – ноги грей, красавица...
Оставил её и спиной отошёл в темноту. Она несколько секунд глядела в пространство, будто не понимала ничего, не видела, потом скрылась за дверью.
Идвар вернулся к себе. И сразу понял вдруг, какая при свете свечей пустая эта комната. Как сухо и бездушно выглядит мебель. Он допил вино из кубка княжны, и ему казалось, что оно даже пахнет ею... Он постепенно сходит с ума. Он медленно, неотвратимо влюбляется, влюбляется так, как никого никогда не любил, до боли душевной, до тоски, потому что любил он ту, которую любить ему было нельзя.
В десять лет он влюбился в дочку садовника, в простую девочку с зелёными, необычными для горцев, глазами. Отец узнал и отослал её подальше, а в саду появился новый садовник. Идвар страдал и даже плакал от тоски, но пожалеть его было некому. Отец в это время готовился к свадьбе на княжне Южных земель, с садовником он управился быстро, не задумываясь.
Больше после этого Идвар никого не любил, женщины в его жизни появились довольно поздно, он уже пережил свой первый военный поход, побывал в нескольких карательных экспедициях, но продолжал оставаться невинным. Сначала боялся осуждения отца и брата своего выбора, потом получил порцию насмешек от брата и тираду от разгневанного отца, ещё больше убедившегося в ущербности Мирона. А потом ему нашли взрослую женщину из дворцовых вельмож, ту, что была раньше в фаворе Майнора. Он и здесь был вторым после брата...