Страница 32 из 59
Вера промолчала, только тихонько вздохнула, сдаваясь.
- А ты что-то срочно хотел? - спросила она.
- Я вообще-то голодный, думал с тобой перекусить. Так, в каком ты кафе?
- В "Лимоне".
- И чего тебя туда занесло? Поближе ничего не нашла?
- Поближе все надоело. Захотелось разок вкусно и прилично поесть, а не в "Му-му" с подносами толкаться.
- Ладно. Это даже хорошо, - согласился Стас. - Подожди меня, я подъеду через десять- пятнадцать минут.
- Жду, - сдалась Вера.
Она сдержанно улыбнулась, встретив вновь обращенный на нее взгляд Антона Геннадьевича. Пряча смущение, на миг опустила глаза. Сморгнула неловкость, будто соринку и вновь открыто посмотрела на своего собеседника.
Антон
Названивая Вере практически ежедневно и слушая, как она вежливо и неизменно сдержанно ведет с ним разговоры, Антон задавался вопросами.
И что ты, старый заскучавший дурак, привязался к девочке? Она ведь не понимает причины твоего интереса к ней и явно не горит желанием эти причины узнать.
А тебе самому-то понятно, что ты от нее хочешь?
Чего он хотел точно, так это чтобы разговоры эти продолжались. Была потребность слушать ее голос, представлять улыбку, изящно изгибавшую уголки нежных губ. Они виделись дважды - при знакомстве и на деловом приеме в НИИ. А он все еще очень ясно представлял, как девушка улыбается. И как эта улыбка смягчала энергичную, раскатистую мелодику беглой испанской речи.
И сколько в ней теплых оттенков, словно она сделана из мягкой карамели. И какой ранимой выглядит, что хочется ее защитить непонятно от чего. Или от кого.
Такие чувства вызывала у Антона только одна женщина за всю его жизнь. Его дочь Надежда. И не когда еще была малышкой и нуждалась в отцовском покровительстве, а теперь, уже будучи взрослой женщиной. Наставлять девушку было поздновато, но от этого хотелось её опекать и защищать больше, чем когда-либо.
Приходилось ему испытывать и нечто схожее, но в то же время абсолютно отличное.
Первая жена Антона, Светлана, мать двоих сыновей. Она слабой искрой мелькнула и погасла, оставив после себя щемящее, удушающее переживание, от которого очень хотелось избавиться. Антон придумывал этому чувству сотни эпитетов - сочувствие, сострадание, печаль. Но звалось оно просто - жалость.
И он постарался сделать так, чтобы ничего подобного больше не испытывать. Какой ценой это далось, Антон предпочитал не вспоминать.
...Он наблюдал, как Вера входила в кафе и шла между столиками к нему. В этой юной женщине диковинным образом сочетались обволакивающее обаяние, теплое, как летнее солнце и какая-то непреклонная строгость и закрытость. Прекрасно сидящая на ее очень женственной фигурке одежда дополняла это впечатление - по офисному строгая темно-серая юбка и романтичная белая блузка с воланами на вороте и манжетах.
Каштановые волосы спереди гладко зачесаны, а сзади скручены в низкий, свободный узел, придающий прическе элегантную небрежность.
Милое, юное, улыбчивое лицо, но в глазах застыла тревожная решимость.
За те сорок минут, что они провели за обедом, Вера, как подсолнух солнцу, открывалась навстречу впечатлениям от легкой беседы и шуток, вкусной еды и приятной фоновой музыки.
Но когда позвонил её супруг, солнце спряталось, и лепестки "подсолнуха" закрылись. Девушка как-то подобралась, словно перед строгим боссом.
Прокофьеву муж Веры не понравился. Короткое общение при единственной встрече, конечно, не повод делать поспешные выводы о человеке. Но по жизни приходилось взаимодействовать с огромным количеством людей, и самом собой выработалось умение быстро и довольно точно оценивать человека, пообщавшись с ним единожды.
Став невольным свидетелем телефонного разговора Веры с мужем, Антон, сделал вывод, что теперь его смутное желание защитить эту молодую женщину неизвестно от чего принимает более конкретные формы.
Вывод поспешный и несерьезный, но явившийся основанием позволить себе продолжать ощущать всё то неясное и неопределенное, что он чувствовал по отношению к Вере. Это почти избавило от чувства вины, которое время от времени колыхалось где-то в глубинах его существа, как в сосуде, который стараешься пронести по жизни, не расплескав ни капли добропорядочности.
- Приятно было отобедать с вами, - церемонно проговорил Антон, едва Вера закончила разговаривать с мужем. - Но мне пора бежать.
- Рада была с вами пообщаться, Антон Геннадьевич, - и та самая улыбка, что помнилась ему столько дней, коснулась ее губ.
Пока они обменивались формальными любезностями, он старался не анализировать череду эмоций, промелькнувших в коричневых и влажных, как у олененка глазах Веры - от смущения и разочарования до искреннего облегчения. Антон поднялся, обогнув столик, взял девушку за руку и запечатлел на ней поцелуй. Перед глазами сверкнул рядок мелких бриллиантов на символе "брачной обрученности" из светлого золота.
"Окольцованная птица" - мелькнуло в старой упрямой голове.
И "обрученность" превратилась в "обреченность".
Вера
- Стас, может ну ее, эту затею? Хлопотно все так.
Вера зевнула, потерла усталые глаза и поудобнее устроилась на диване, стараясь не потревожить привалившегося к ней Димку.
Сын сладко спал, приоткрыв рот. На расслабленной мордахе чуть удивленное выражение, словно во сне он еще переживает яркие впечатления сегодняшнего дня.
- Не более хлопотно, чем затевать все дома, - проговорил муж, лениво ворочая языком. Он сидел на полу, прислонившись спиной к дивану и откинув на него голову. Его тоже основательно развезло после прогулки в зоопарк, обеда в шумной, полной ребятни, пиццерии, и спонтанно случившегося захода в парк.