Страница 47 из 120
– Брат, по-моему, ты слишком накручиваешься, будь проще.
– Сказал тот, кто не может примириться сам с собой, – он улыбается слабо, все еще хмурясь от боли.
Мы какое-то время сидим в тишине. Мыслями я где-то далеко, думаю о тёте, о собственной жизни и о том, как изменю ее, после того, как мы отсюда выберемся. Если есть возможность помочь этим двум хоть чем-то, я помогу. Ена точно заберу, и, если у него никого больше не осталось на родине, оставлю с собой. Как там говорила та полоумная женщина? Возьму в стаю? Кудрявого я бы тоже взял, а то его дед совсем уже замучил. Правда не совсем понимаю, что означает само это слово «стая», почему-то в голове оно упрямо ассоциируется с семьей. Вряд ли это моя ассоциация, скорее понимание этого слова от зверя. Мне так хочется верить, что дальше все будет хорошо, нет, мне сейчас просто необходимо в это верить.
В какой момент я уснул, не знаю, но внезапно проснулся от тихого голоса.
– Хён, – прошептал Ен, он полз ко мне.
Сорвался с места, поднял его с пола. С его худощавым телом происходило что-то странное. Правая рука и нога нарастили мышечную массу, в то время как левая иссохла чуть ли не до одних костей и кожи. Все его тело в волосах, но они выпадают, словно пух, стоило лишь коснуться.
– Ен! Ен! Ен, очнись! – кричу, тормоша его.
Никакой реакции, мне становится страшно. Слышу, как медленно бьется его сердце, все медленней и медленней.
– Брат, это нормально? Брат! – кричу кудрявому, но тот не отвечает.
В темноте плохо видно, но зато хорошо слышно его медленное сердцебиение. Они умирают, оба умирают, а я даже не знаю, как им помочь! Тормошу парня, снова и снова, но никакой реакции. Кричу, приношу мальца к кудрявому, пытаюсь их разбудить снова и снова.
Это бессмысленно, когда сердце Ена перестает биться, я уже почти не удивляюсь этому.
Сколько не нажимаю на его грудную клетку, сколько не вдыхаю воздух в него, столько не могу поверить, что его уже нет. Моего младшего брата нет, он умер, он не перешел. Ен был моим братом, таким я его запомню. Запомню разрывающую сердце боль, запомню отчаянье и злые слёзы, текущие по лицу.
Будь проклят зверь, будьте прокляты все твари, что убивают таких маленьких детей, как Ен. Он же совсем не видел жизни, потерял родителей и последний год своей жизни жил в клетке, как зверь. Чем он заслужил это? Чем заслужил каждый из тех, кто не перешел? Чем заслужили это я и кудрявый?
Оборачиваюсь к брату, он еще жив, его сердце бьется, слабо, но бьется. Не могу потерять еще и его, просто не могу. Укладываю Ена на его шкурки, укрываю его, как будто он ложится спать.
Ломать кости не больно, совсем не больно, по сравнению с болью от потери близкого человека. Сдирать собственную плоть с кистей и лодыжек, чтобы освободиться неприятно, но терпимо. Смотреть как второй брат умирает, буквально невыносимо.
Сдираю с его груди все повязки, это был мой последний шанс, моя последняя надежда спасти его. Я видел это всего лишь раз, когда мне было пятнадцать. На меня напала небольшая стая, состоящая всего из трех человек. Когда их альфу ранили, один из бет порезал свое запястье и зачем-то вылил свою кровь ему в рану. Для чего он это сделал, я понял не сразу. Но потом почти побежденный альфа встал и стал еще сильнее, чем был до этого. Может для этого альфам и нужны беты? Их кровь делает их сильнее, помогает быстрее исцелиться? Мне не оставалось ничего другого, как надеяться, что это подействует, если сделать наоборот. Прокусил вены на руках, и попытался влить побольше крови в рану кудрявого.
Голова начала кружиться, а я – почти терять сознание. Перестарался немного, но уж лучше умереть с ними вместе, чем быть диким зверьком какого-то богатого идиота. Приобнял их обоих и закрыл глаза, не в силах сделать что-то еще. Я старался, действительно старался. Но, наверное, не слишком сильно.
***
В настоящее время…
Что-то не так, сказать точно, что, не могу. Тяжело дышать, такое чувство, что что-то тяжелое придавило грудь и кое-что пониже живота. Кстати о кое-чем, кажется, моя эрекция вернулась ко мне. С чего бы это?
Подбородок щекочет чужое дыхание, теплые губы касаются шеи, вызывая мурашки по всему телу. Резко вздыхаю от того, как чужое колено опускается с живота ниже, пройдясь по паху к колену.
Открываю глаза, не сомневаясь, что во всем опять виновата исключительно она. Ее волосы щекочут грудь и шею, хочу убрать их и только тогда понимаю где мои руки. Одна на ее пятой точке, а вторая под лифчиком. Матерюсь, правда, очень тихо. Если учитывать, где мои руки и что держат, я удивлён, как она еще не проснулась и не завизжала мне в ухо. Или что там еще делают девушки, когда парни их без спроса за задницу и грудь тискают? Пощёчину даст? Нет, она слишком труслива для этого, я встречал раньше таких, как она. Все могут лишь на словах, а когда доходит до дела трусят.