Страница 50 из 56
– Так что, Савва Тимофеич, не взыщите, ежели что мы не так поняли, но наше «честное купеческое» Вы знаете не хуже здешних. Между нами недомолвок быть не может: по рукам, значит по рукам, и никаких бумаг мы пока ещё, слава тебе, Господи, не пишем, бюрократию не жалуем. Уговор дороже денег. Коли сказал купец волжский, значит так он и сделает. Наши воротилы Бугров, Башкиров и Курбатов196 всенепременно будут там завтра.
– По рукам, Силантий Тихонович!
Они уже начали было расходиться, велеречиво прощаясь по канонам кержачим, на что городской Савва, изучавший химию в Кембридже, отвечал явно неумело. Тут кто-то вошёл с улицы в паривших промороженных ботинках. Этот человек тихо спросил о чём-то у Силантия и тот обратился к Савве:
– Коль Вы ещё не совсем утомились с дороги и после сытной трапезы, Савва Тимофеич, гость нашего города хотел бы задать Вам вопрос, ели только не возражаете.
– Хорошо, если ненадолго, я ещё задержусь. Встретимся с Вами, Силантий Тихонович, завтра в отделении «Московского торгово-промышленного товарищества».
– Добро, ну а послезавтра, Савва Тимофеевич, пожалуйте к нам в Сад для гуляний, что у Самокатных площадей. Там у нас появился механический и электрический театр197 – культурная новинка! Ладно стало у нас тут, ну а толокном Волгу не замесишь.
– С превеликим удовольствием приду, Силантий Тихонович.
Купцы удалились, оставив гостя наедине с вошедшим. Потом раздался тихий монотонный, но слегка вкрадчивый голос владельца всё ещё холодных с мороза ботинок небольшого размера:
– Глубокоуважаемый Савва Тимофеевич, милостивый государь, разрешите представиться – Вавил Митриевич Черешневский, поверенный в делах «Общества промышленного развития».
– Присаживайтесь, сударь, я Вас слушаю, – заговорил сразу более городским современным языком Морозов, – О существовании такого общества признаться слышать не доводилось.
– Общество наше новоявленное и мало известно, господин Морозов. Мы очень надеемся на прогресс в будущем, а он неизменно придёт даже и в эту страну. Вы верите в светлое будущее свободной России, господин Морозов?
– Лишь очень на него надеюсь, господин Черешневский.
– Так вот, и наше Общество уповает на торжество конституции и будущую полную свободу торговли. У нас сосредоточены лучшие передовые умы России, которые анализируют возможные пути развития отечественной промышленности, и мы отдаём себе полный отчёт в том, что должное развитие капитала невозможно при существующем положении вещей. Надеюсь, что Вы согласны со мной в этом?
– Да, сударь, увы…
– Так вот, в силу такого положения, перед тем, как развернуться, всем нам и Вам придётся поддержать те политические силы, которые ведут нас к свободе! А таковыми, на сегодняшней день являются не только конституционалисты, но и более радикальные борцы, видящие выход в, простите, республике… Здесь нас никто не слышит, полагаю. Лишь это позволит нам достичь невиданных масштабов и скоростей индустриализации доселе аграрной страны. Как Вы на это смотрите?
– Одобрительно, сударь.
– В таком случае, нам с Вами по пути, господин Морозов! Через десяток лет после установления республиканской системы правления Россия обгонит самые развитые страны мира, ибо ресурсы её неисчерпаемы! – монотонный доселе голос преисполнился должного пафоса.
– Дай-то Бог…
– Для достижения заветного необходимого условия нам остаётся поддержать такие радикальные силы, как даже партию социалистов-революционеров! Им необходимы средства на расшатывание устоев и постепенной замены государственного строя, господин Морозов. А момент сейчас настаёт очень подходящий. Всякая война сотрясает основы, Савва Тимофеевич!
– Позвольте, но в годину кровавой борьбы со внешним врагом, не надо ли оставить всевозможные попытки расшатать власть, но консолидироваться в стремлении к победе?
– С одной стороны, Вы правы, сударь, но с другой: враг этот напал не на наши исконные земли. Война идёт на чужой земле, и мы никак не пострадаем от того, если и проиграем и отдадим эти земли. В период мира царизм силён и неодолим, но лишь в момент войны он подвержен замене. Вы знаете, Савва Тимофеевич, что самые передовые люди России уже даже говорят тосты за поражение в этой нелепой войне!
«Ну и подлецы же те самые Борины приятели – эсеры! До такого договориться! А я ещё хотел влиться в их ряды! А ведь те, провинциальные купцы, такое бы никогда не одобрили…» – мелькает в утомлённом не выспавшемся мозгу Пети.
– Мне довелось, Савва Тимофеевич, общаться с самим господином Парвусом – великим мозгом и человеком передовых взглядов. Он призывал к тому же ещё несколько лет назад. Настаёт великий момент истории! Тот, который ждали декабристы много лет назад!
– Хорошо, сударь, – остановимся пока на этом, притомился я с дороги. Выпьем на посошок, да и отложим беседу на ближайшее время.
– Не пью я, уж простите, милостивый государь, Савва Тимофеевич, но во славу дела общего приглашаю Вас съесть божественный плод, что я принёс с собой, чудом сохранившийся в свежем виде в такое время года – персик!
– В самом деле поразительно! Да какой свежий!
– Сами боги питаются ими. Да, да, божества народов восточных, отведайте, Савва Тимофеевич, откушайте ради всего доброго!
– Да и на вкус они, словно не зима сейчас на дворе! Во рту таят и несут в себе свежесть летнюю! Чудеса да и только!
– Вот и я сам удивляюсь всё не надивлюсь…
Пётр насторожился: он вспомнил рассказы Глеба о загадочном деле и весь обратился во слух.
– Так, до встречи, господин… э-э Вишневский…
– Черешневский, Савва Тимофеевич, Черешневский, – голос собеседника Морозова на секунду изменился и даже дал петуха, – А когда мне можно будет к Вам обратиться?
– Приходите ко мне в гостиницу, вот адресок. Может быть, я Вам оставлю записку на первом этаже, или сразу встретимся.
– Благодарю покорно, Савва Тимофеевич! – ботинки малого размера расшаркивались перед более массивными, под которыми пол скрипел сильнее.
Когда они уже были у выхода из главного помещения Петя сообразил, что он вероятно имеет уникальный шанс увидеть своими глазами опаснейшего преступника и Охотин выкатился пулей из-под скамьи, разминая затекшие члены, рискуя столкнуться с прибирающими со стола. В дверях он увидел светлого упитанного крупного человека с аккуратной бородкой, пожимавшего руку блондину среднего роста с очень уж не запоминающимися чертами лица. Оба стояли в пальто с барашковыми воротниками и напяливали каракулевые шапки, и Петя понял, что доходчиво описать, представившегося Черешневским, будет очень непросто. Двери захлопнулись.
– Эй, чего торчишь здесь сапожищами своими? – грубо окликнули его сзади. Пётр развернулся и увидел огромного роста откормленного человека в жилетке и полосатых штанах.
– А что, украл я что-то? – насупился Петя.
– Вот и проваливай отсюда, пока ещё не спёр! – разгорячился хозяин заведения.
– Оставьте парнишку, Кондратий Акимыч, я его видела, он из купеческих, – пискнула очаровательная певичка, запоздало собирающаяся домой. Петя узнал ту, которой сунул трешницу.
– Вон отсюда! – рявкнул побагровевший хозяин, не обращая на девицу внимания.
– Вы не смеете так со мной разговаривать!
– Кондратий Акимович, говорю же Вам…
– Эй, робяты, зри, видишь этого? – окликнул хозяин половых, не обращая внимания на слова шансонетки, – проучите бездельника!
Трое половых со всех сторон разом накинулись на Петю, норовя не то, чтобы ударить его, а скорее грубо оттеснить к выходу. Тут хозяин резко шагнул и отвесил Охотину тяжёлую пощёчину массивной ручищей, тогда как руки Пети находились в цепких клешнях троих малых. Ценой огромного усилия, рассвирепевший Пётр вырвался и нанёс ловкий удар прямо в ненавистную багровую физиономию. Хозяин потерял равновесие и осел на пол. Тут парни принялись лупцевать Петра уже серьёзно. В тот момент Петя осознаёт всю опрометчивость винопития – руки его действуют не столь стремительно как бывало и он пропускает удары всё чаще. Наконец, один из половых обрушивает табурет на голову Охотина и его выбрасывают прямо на снег без сознания. Хозяин, для полного самоудовлетворения подходит и наносит ещё несколько ударов сапогом по распростёртому телу.
196
Богатейшие нижегородские купцы.
197
Электрические театры – первые русские кинотеатры, а позже назывались иллюзионы, или синематографы.