Кхарул

Император не в силах был вымолвить и слова. В голове роились жуткими воспоминаниями сгоревшие, испепелённые корабли, отвратительное, исторгающее пар побережье, его соратники, чей пепел не успел и коснуться беспокойной глади Чёрной реки, прежде чем исчезнуть в мгновении ока. Всё это видел Император двадцать два года тому назад.

Подул довольно сильный ветер, и смрад усилился. Его несло на крыльях ветра в сторону всадников. Лошади пряли ушами, готовые встать на дыбы. Император увидел, что чёрный дымок ползёт к его отряду.

Он почувствовал удушье. А рядом раздались крики. Выехавшие чуть вперёд всадники истошно закричали, пятясь вместе с обезумевшими от ужаса лошадьми. Луциан увидел, как доспехи, оружие их плавится, обращаясь в выгоревшие клочки пепла. Как испепеляется их кожа, как конечности их разъедает подступающий всё ближе тёмный дым. Крики боли, агонии прервались и тут же затихли, лишь шелест пепла на ветру заставлял содрогнуться остальных всадников от ужаса. Император скомандовал немедленно отступать. Разум его словно очнулся от небытия. Страдание его лучших воинов, неотвратимость жуткой их смерти стояли перед его глазами. Отряд помчался прочь, вслед за Императором. Луциан видел, что у некоторых воинов на лице остались отметины, шрамы, ибо разъедающая тьма осквернённой деревни подбиралась уже и к ним. Что было сил, скакал отряд прочь, взлетая на холмы и мчась в низины, пока ужасное место и его губительная скверна не скрылись из виду, и дым смерти не перестал преследовать, в жажде поглотить живое. В ужасе смотрел на восток Император, боль и страдания он чувствовал в своём сердце наравне с теми, кого не было уже в его отряде.

Глядя вдаль, мысленно возвращаясь туда, где тьма испепелила его лучших воинов, Император пытался мыслить трезво и проанализировать сложившуюся ситуацию. Подойдя к деревне, отряд стоял на почтительном расстоянии, но дым всё равно добрался до них, мерзкие испарения потянулись от самой выжженной земли. Ни шанса приблизиться к поселению. Ни единого шанса осмотреть его ближе, увидеть, что творится в его пределах. Император вдохнул свежий вечерний воздух, словно не делал этого уже вечность. Прохлада спускающихся сумерек успокаивала. Небесный огонь почти потух, уступая место глубокой синеве, подобной морской, плавно темнеющей. Небосвод опускал медленно свой ночной купол на южные земли, зажигая яркие, бесчисленные огоньки звёзд.

«Где же ты, моя яркая, самая яркая звёздочка?», подумал Луциан, всматриваясь в небеса, как если бы могли они хоть что-то ему сказать.

Вдохнув полной грудью ещё раз, он двинул свой отряд назад, в сторону холма Коргенты, на котором серебристой громадой возвышался могучий Уэрдэйн. 

Это было глупо, опрометчиво. Он не ведал, что творил, не сознавал в этом порыве, какой опасности подвергает своих воинов. Выдержка и хладнокровие стираются в одночасье, когда сердце разрывается на куски от неведенья. Все мысли были о доченьке. Так нельзя, нужно держать себя в руках. Но, возможно, Луциан просто не мог поверить в то, что зло, прятавшееся все эти годы по ту сторону реки, вновь коснулось благослоенной земли Империи Трёх Королей. 

Прежде, чем повернуть и скакать домой, Император неожиданно подметил вдалеке, чуть севернее от страшного поселения, вблизи побережья, одиноко высившуюся над тёмно-зелёной чащей желтоватую башню, очень высокую и немного необычную по форме, будто округлую. Сложно было различить с того места, где остановился отряд, что за башня то была, но глядя на неё, теряющую свои очертания в спускающихся сумерках, Император понял, что видит её впервые.

Отряд прибыл в столицу под утро. Конное путешествие на свежем воздухе бодрило Императора, так давно не выбиравшегося из замка, но страдания его народа, чьи жёны и дети будут ещё долго оплакивать своих мужей, разрывали его сердце. Лучшие воины потеряли свои жизни не в доблестной схватке, а из-за поганой скверны. Пережитый ужас стоял у Луциана перед глазами. Он вновь не заметил, как потухли звёзды, и на небосклоне появились яркие лучи, новыми красками окрашивающие небеса. Пробуждалось ласковое солнце, гладя самую высокую башню Сола, отражаясь в металле и камне, озаряя замок, а затем и город своим великолепием.

Уют просыпающегося замка объял своего повелителя, и пламя факелов, огонь в камине согревали своим теплом продрогшего Императора. Тихо потрескивали поленья, и это казалось Луциану лучшей музыкой. Даже огромный тронный зал, эхом разносящий звук его шагов под своды и купол, казался таким маленьким и удобным, по сравнению с равнинами, холмами и лугами Империи, которые давно уже покорно застыли в объятиях месяца увядания. Тепло родного дома убаюкивало, а Луциан не спал уже сутки. Но спать ему нисколько не хотелось. Он сел на трон и откинулся на спинку, слушая какие-то звуки, доносящиеся из обоих крыльев замка, смешивающиеся с шёпотом камина и его собственным дыханием.

Казалось, звездочёт появился ниоткуда.

- Значит, её увезли на восток? – спросил Уэлиус. – На востоке много разбойничьих лагерей, посёлков, на востоке…

Он замолчал и продолжил после паузы.

- … Нарракот.

Император слушал, не глядя на волшебника.

- Её увезли дальше, я в этом уверен. Я чувствую.

Уэлиус прекрасно понимал, к чему клонит правитель.