Кхарул

Правитель Нарракота, принц Вальтир, совсем недавно вошедший во взрослую жизнь, достигший совершеннолетия и готовящийся взойти на престол и стать королём, неожиданно разорвал торговые отношения со всеми провинциями. Но это были ещё «цветочки»! Позже принц официально заявил о скором выходе провинции Нарракот из состава Империи. Это было неслыханно! За всю историю существования Империи Трёх Королей никто не разу даже не помышлял о сепаратизме, об отделении, какими бы трудными не были времена. Тем более, что создать Империю, единую и нерушимую, когда-то предложил прадед принца Вальтира. Но на все призывы со стороны Блэджерты и Рефоры одуматься, на воззвания Уэрдэйна к доблестному прошлому единого государства, к тому, что нужно чтить священный союз и традиции предков, принц надменно заявил, что Империя более ничего не способна дать его королевству. Этот двадцативосьмилетний монаршик, даже ещё не ставший королём, нагло и надменно держался даже с самим Императором. И Луциан понимал, что он может это себе позволить. Растущая мощь Нарракота, государства теперь в Империи расцениваемого не иначе, как сепаратистское, позволяла вести себя как угодно, ибо никто не осмелился бы силой вернуть его в увядающий союз королевств. Увядающий в самом расцвете…

Император понимал всё это. Понимал, что не избежать сложнейшего политического кризиса, который может привести к самым страшным последствиям. Понимал, что не может позволить Нарракоту и его наглому принцу усилить влияние и военную мощь, дабы диктовать свои условия Уэрдэйну. У Луциана оставался один единственный выход, которого, вероятно, и добивался принц.

Для того, чтобы получить титул короля и править своим народом, как истинный и признанный правитель, принц обязан был жениться, дабы посадить с собой на трон королеву. До сих пор Вальтир не сделал этого, а коронация не могла ждать, да и настроения его народа были крайне важны сейчас, когда Нарракот благодаря принцу остался в политической изоляции. А народу хотелось видеть на троне короля, а не принца, ибо сильным был образ правителя в провинции, созданный великими предками Вальтира, его отцом, дедом и прадедом. Неизвестно почему, но любую благородную девушку принц отвергал. Лишь бывая несколько раз в Соле, он не в силах был оторвать взгляд от единственной девушки, о которой, явно, грезил. И как не грустно и даже отвратно было Императору, но именно его горячо любимая дочь, красавица Лиана могла бы стать гарантом мира и процветания Империи. Выдай её Император замуж за Вальтира, Уэрдэйн приобрёл бы неслыханную мощь, экономика вновь присоединённого (на правах этого брака) королевства Нарракот работала бы на восстановление столицы и Империи в целом. Все достижения королевства Вальтира были бы в распоряжении Императора, и принц бы уже никогда не смог бы даже пикнуть об отделении от Империи, находясь в браке с принцессой Уэрдэйна. Ибо это уже расценивалось бы как предательство, и Вальтира бы ждала страшная участь. А что мог бы он, когда бы вся мощь его государства принадлежала б Императору? И, конечно же, в руках Луциана оказался бы секрет великих лат. Вальтир тоже получил бы огромную выгоду: становясь зятем Императора, он, тем самым, становился прямым наследником Империи. Он получил бы всё, когда бы Луциана не стало. А сперва он стал бы наконец королём Нарракота. И, конечно же, получил бы огромный контроль над Блэджертой и Рефорой, смог бы выкачивать из провинций любые средства для своего королевства.

Эти мысли были противны Императору. Он не желал давать принцу влияния над верными провинциями, ибо это походило на предательство со стороны Луциана, не желал видеть его напыщенную физиономию в замке Сол, и не желал и думать, что он когда-нибудь займёт его место на широновом троне. Но такой ход – это единственное, что могло предотвратить самое страшное. Но страшнее же всего прочего для Луциана XXIX было то, что его любимая дочь, которая презрительно относилась к принцу и не испытывала к нему никаких чувств, будет глубоко несчастна в этом неправильном браке. Спасение Уэрдэйна, Империи может стоить загубленного счастья, жизни его доченьки. Сердце Императора сжималось и болело при мысли о том, что Лиана навеки возненавидит его за то, что он собирается сделать, но он был совершенно бессилен в этой ситуации. Он был отцом и любил свою дочь больше всего на свете, но жертвовать ею, выдавать её замуж за нелюбимого во имя достижения благородных целей будет сама Империя.

Закрыв глаза, он ещё раз провернул все эти тягостные мысли в голове, всё ещё раз обдумал. Он вспомнил, что в ответе на его послание принцу Вальтиру значилось завтрашнее число месяца увядания. Именно завтра Луциан примет его здесь, под куполом Сола, как почётного гостя из дружественного Нарракота, дабы заключить с ним союз, цена которого – Лиана.

Слеза скатилась по щеке правителя, он сглотнул подступивший к горлу комок, а когда открыл глаза, увидел наконец опустившуюся пред ним на колени фрейлину. Она склонила голову и смиренно ждала его внимания.

Император смерил её взглядом.

- Да, Мири? - сказал он, вопросительно глядя на неё.

Мири подняла растерянные, мокрые от слёз глаза.

- Сир…

Император насторожился.

- Что случилось, говори.

Мири нерешительно смотрела на гладкий блестящий пол замка и видела в нём своё отражение. Она была готова разрыдаться, когда вновь посмотрела на Луциана.

- Говори! – рявкнул Император, и сердце его бешено заколотилось в груди.

Мири опустила голову, словно готовясь её потерять.