Страница 6 из 11
Главная улица Сенота была пуста. Только-только рассвело, туманная дымка стлалась над столицей, лучи солнца позолотили шпили смотровых башен, заиграли в цветных мозаичных окнах королевского замка. Горожане взобрались на крыши домов, выглядывали из распахнутых окон верхних этажей, с балконов, дети залезли на деревья. Они кричали в восторге, кидали вверх шапки, рукоплескали своей освободительнице, бросали на дорогу цветы, зерно и монеты.
Дракон, тяжело ступая по вымощенной булыжником улице, спокойно нёс свою владычицу, и лишь раз остановился и изрыгнул из пасти грозный рёв, когда какой-то озорник-мальчишка швырнул ему в голову зелёную редьку. Горожане замерли в ужасе, а проказник от страха свалился с дерева, прямо под ноги зверю и громко заревел.
Демира проворно спустилась на землю и подошла к мальчишке. Увидев хозяйку дракона - воительницу с огромным мечом, мальчишка ещё больше перепугался и заревел ещё громче. Демира присела и тронула его за плечо.
- Иди сюда, негодник, - велела она, - хочешь прокатиться на драконе?
Мальчишка оказался не робкого десятка. Прокатиться на драконе! Вот обзавидуются друзья! Вся столица увидит, как он едет, стоя рядом с освободительницей Руаны на драконьей спине!
Слёзы тут же высохли. Но убедиться не мешало. Проказник поднял голову, вытер грязным кулачишком под носом и осторожно спросил:
- А не брешешь?
- Собака брешет, - ответила Демира, - руку давай.
Мальчишка осторожно вложил замурзанную ручонку в крепкую ладонь воительницы. Демира подвела его к дракону.
- Вставай ему на хвост и иди.
Зверь мотал тяжёлым хвостом по булыжникам туда-сюда, взметая пыль и пугая горожан, но присмирел, когда подошла хозяйка, прижал брюхо к земле и ждал. Мальчишка робко поставил на драконий хвост ногу и тут же отдёрнул. Демира засмеялась, подхватила его под мышки и затащила к зверю на спину.
Через полгорода, под приветственные крики и рукоплескания, осыпаемые цветами, прошествовали они, и вышли к дворцовой площади. Королевская свита встречала Демиру, и король Вирджил Великий шёл первым.
Воительница ссадила мальчишку на землю и спустилась со спины дракона. Послала ему мысленный сигнал: «Ты свободен», и огромный зверь расправил крылья и легко взмыл в осеннее небо.
Вирджил Великий в тяжёлом багровом плаще, с мечом на роскошно отделанной каменьями перевязи, король и воин, шагнул навстречу Демире, но не успел сказать слов благодарности.
Воительница встретилась взглядом с королём и показала в сторону распахнутых городских ворот, откуда ветер доносил запах гари с пожарищ сражения.
- Твоя победа, король Руаны.
- Нет, - чуть качнул головой Вирждил Великий, - твоя победа.
Полон мудрого достоинства был взгляд короля, и Демира видела, что он не стар ещё, очень высок ростом (как Арий Конрад!) статный, сильный, мужчина в расцвете. Она освободила его страну от врагов, она вела армию за честь Короны, она дарила ему победу, а он не желал принимать её дар.
- Демира! – к ней подбежал Ливий.
Лицо его было перемазано копотью, руки окровавлены, рыжая борода спуталась. На плече висел грязный кожаный мешок.
- Говард убит, Демира! – сказал он.
Воительница обернулась, не веря в услышанное.
- Как? – сразу подсевшим голосом спросила она.
- В схватке с Пиаром, - коротко пояснил Ливий.
- Нет-нет! – голос Демиры обрёл прежнюю звучность. – Того быть не может! Ты ошибся. Он где-то здесь среди воинов! Пойди, отыщи его!
- Он убит, Демира, - Ливий опустил голову, - прости за дурную весть. Убит. Я сам видел.
Перед воительницей разом встала прошедшая ночь и, как наяву, она услышала: «Каждый зверь предчувствует свою погибель, а человек умнее зверя. Завтра я умру в бою».
Горечь потери свалилась на неё тяжёлой ношей, сразу стало трудно дышать, ослабели ноги. И следом, как всегда бывало, пришла ослепляющая ярость, жажда мести. Бледная от гнева Демира шагнула к Ливию, грубо встряхнула его.
- Где Пиар? – прорычала она. – Вы дали ему уйти, трусы?
- Зря ты так говоришь, - тихо ответил Ливий, отстранил её руки, открыл свой мешок и вытащил из него за волосы окровавленную голову.
- Кто просил тебя его убивать?! – обессиленно вздохнула Демира. – Он пленник короля! Его нужно было живым королю доставить!
- Говард был моим военачальником, - промолвил Вирджил Великий, - месть справедлива.
- Говард лучшим воином моим был, - стиснув зубы, ответила Демира, а разум кричал в злом бессилии: «Он мог мужем твоим быть, отцом детей твоих!»
Почему боги решили, что ей не быть с тем, кто любит её, но быть вдали от того, кого любит она? Почему даже теперь, не веря, не надеясь, зная, понимая всё, она ждёт, что вот-вот, как тогда, в Агропе, послышится топот копыт, и чёрный конь примчит на площадь? Почему, зачем ей этот ад, такой безупречный, совершенный, как вырваться из него, как дальше жить?
- Мы похороним его с почестями, - сказал король, - его и всех павших. Следуй за мной, - велел он и пошёл к замку.
Демира повиновалась. Войско её осталось на площади, в ожидании, а она проследовала за королём. Ей некогда было разглядывать богатое убранство комнат, да и другое занимало душу. Что ей эта роскошь, когда голо и пусто внутри?
Король вывел её по мраморной лестнице в просторный зал, а оттуда на балкон. С него просматривалась вся площадь, улица, поле и лес за крепостной стеной.
Солнце взошло и поднималось всё выше, позолотило фасад замка, крышу и хлынуло ярким потоком в окна. Король и Демира окунулись в купель света, их лица в рассветной дымке казались прекрасными, неземными ликами. В это первое мирное утро Руаны они виделись горожанам ангелами, сошедшими с прозрачного ноябрьского неба.
Народ, запрудивший площадь, замер, ослеплённый. Исхудавшие люди, с серыми от бессонницы лицами, узрев свою спасительницу, очарованы были строгой её красотой и наполняющей её глубокой, внутренней силой.
Она смотрела в толпу, на них, на всех: на измученных матерей с младенцами на руках, на босоногую ребятню, облепившую стайкой воробьёв высокие створки распахнутых ворот площади; на стариков, опирающихся о посохи высохшими руками. Она – эта прекрасная грозная воительница – собрала под свои знамёна отчаявшихся и утративших веру, повела их за собой и вернула руанцам мир и свободу. Ничто больше не грозило этим бедным людям, так долго живущим в страхе – ни голод, ни плен, ни смерть. Ничто.