Страница 4 из 11
Демира тем же вечером вела переговоры с Пиаром. Со спокойным достоинством потребовала снять осаду с города. Пиар был пьян и настроен благодушно. Посмеялся над её ультиматумом, назвал её войско кучкой безумцев, и велел убираться прочь, и даже обещал не преследовать. А Сенот, заверил он, взят будет.
Демиру поджидал Говард, и в лагерь они возвращались вдвоём. Воительница молчала, погруженная в раздумья, верноподданный короля смотрел на неё, теснимый тяжёлыми предчувствиями.
- Скажи, - не выдержал он, - стоит ли корона Руаны того, что ты головой рискуешь?
- Верно, стоит, - улыбнулась Демира.
- Ты даже не за свой народ готова голову сложить, - хмуро заметил Говард.
- Это будет мой народ, - уверила она, - это уже мой народ.
Демира не знала тогда ещё, как наденет корону Руаны, ведь у этой красивой богатой страны был свой король. Но лекарь не посмел скрыть от владыки, что, вражеская стрела, ударившая его в бок при обороне городских ворот, отравлена, и счёт его жизни идёт на дни.
Дошла до государя молва о бесстрашной гордой воительнице, чьё войско стояло у стен города и намеревалось атаковать армию Пиара. Почтовый голубь ныне принёс послание с известием быть готовым и ждать сигнала, чтобы войска объединились и разгромили захватчиков.
Вирджил Великий и его первый министр Дан Лукас стояли на дозорной башне и смотрели на мерцающие огни костров в становище Демиры. Медленно действующий яд каждодневно подтачивал силы короля, но ещё не сломил. Крепок был этот дуб, не зря народ прозвал его Великим. Высокий рост, сила и стать, мудрый спокойный взгляд, чистый лоб, чело, достойное нести корону.
- Как можно довериться рабыне? – Дан Лукас перехватил взгляд короля, нацеленный на далёкие огни.
Вирджил Великий опустил подзорную трубу и медленно повернулся к министру.
- Раб тот, Лукас, чей разум рождён в неволе, а она рождена свободной, - возразил он.
- Она связана с нечистым, с Последним из Ордена Сов! – министр выбросил более весомый аргумент. – Она ведьма!
- Ведьма или нет, Лукас, но она освободила полстраны моей и собрала армию, готовую умереть за честь Руанской короны, - спокойно напомнил король, - тогда как лучшие мои воины уже год сидят под защитой этих стен, боясь нос высунуть наружу.
- Она мечтает занять королевский трон! – Дан Лукас понизил голос до шёпота.
- Та, что способна принести великую победу, достойна трона! – ещё спокойнее ответил государь.
Министр в ужасе отшатнулся, и во взгляде его читалась жалость, ибо король не здоров, повредился рассудком от долгой осады и неизвестности. А как иначе объяснить? Король готов отдать свой трон рабыне!
Да. Завтрашний день предвещал великие события. Но ночь не уступала дню.
Лунный свет скользнул в прореху войлока, пробежал по стенам шатра и лёг на колени военачальнице. В лагере ещё не спали. Слышались обрывки разговоров, бряцанье оружия, кто-то негромко пел, кто-то сдержанно смеялся. Демира смотрела на лежавший на её ладони медный зуб, что она нашла тогда в песках, после боя с легионом Света.
«Зарой его в землю, там, где много места. Тогда, когда тебе будет по-настоящему трудно. Ибо только единожды можно сотворить это чудо», - в памяти встал неизгладимый образ Арий Конрада. Демира тяжело вздохнула.
По-настоящему трудно будет завтра. Её войско столь мало против армии Пиара, что он и времени не стал тратить, чтобы отогнать их от стен Сенота. На что надеялась она, приведя сюда людей, числом в десяток, а то и дюжиной раз меньшее той армады, с которой должно сразиться? Демира колебалась ещё, когда полог шатра поднялся, и вошёл Говард.
- Мы разбросали камни, пришло время собирать, - сказал он, - завтра решающая битва. Последняя моя битва, - добавил, глядя в глаза Демире.
- Последняя? – растерянно отозвалась она, ещё во власти своих дум. – Зачем говоришь так? – встряхнулась, поняв смысл его слов. – Беду накличешь!
- Каждый зверь предчувствует свою погибель, - спокойно проговорил Говард, - а человек умнее зверя. Завтра я умру в бою.
- Верно, спятил ты! – разозлилась Демира. – Устал от сражений! Пойди, отдохни!
- Демира! – воевода опустился перед нею на колени и взял в свои ладони её руки. – Я люблю тебя, Демира! – спокойно и просто признался он. – И зная о том, что ты отказала Последнему из Сов…
- Что? – она побледнела, вырвала из его рук свои, и встала. – Что тебе наплёл Ливий?! Встань!
Говард поднялся и смотрел на неё свободно и прямо.
- Я прошу тебя о великой милости: быть моей в эту ночь, - закончил он, - я люблю тебя, и завтра умру за твою корону, но сегодня…
В голосе его было столько уверенности и силы, что Демиру бросило в дрожь.
- Что тебе пригрезилось, Говард?! – вскричала она. – О какой погибели ты говоришь?! Ты, сильный и храбрый воин…
- Время пришло, моя королева, - ответил он, принимая неумолимость грядущего, - завтра я встречу последний свой рассвет. А нынче ночью прошу тебя остаться со мной. Я люблю тебя, Демира. Такой любовью, за которую не страшно и не жалко умереть.
- Ты нагрезил себе эту любовь! – нахмурилась воительница. – Нет такой любви! Ни друг, ни враг её в лицо не знали!
Его взгляд пересёкся с её – горячим, гневным, и Говард опустил голову.
- Прости меня, - тихо сказал он, - и забудь мои пустые речи.
И Демира вдруг ясно осознала, что не будет возврата к прошлому никогда, и путь её другой. Цель была так близка, вот они, стены осаждённого Сенота. Вот тот, кто рука об руку идёт с ней. Вот тот, кто жизнь готов отдать за Королеву. Тот, кто любит её, и кого могла бы любить она, если бы захотела.
Она поняла вдруг, как устала от войн, она слышала, как кровоточит истерзанное сердце. Как хочется быть слабой, под защитой крепких, сильных рук! И не задавать вопроса: что дороже – любовь или бессмертие? Он пришёл просить у неё, как великой милости, древнего обряда – обладать женщиной накануне битвы. А завтра готов умереть за неё. Разве величию Арий Конрада доступны такие грани?