Путь тени. Стена

Обнаглевшие и ничего уже не боящиеся одесские коты захватили опустевшие улицы, и сладко потягиваясь, имели наглость наводить марафет разложив свои пушистые или облезлые хвосты на тёплом асфальте когда–то шумной мостовой. Заставить их лениво подняться и перейти на другое место могли только изредка проезжающие по улицам Одессы в сугубо экскурсионных целях одинокие старинные кабриолеты, брички, стилизованные экскурсионные автобусы странного вида, раритетные автомобили или съехавшие с велодорожек велосипеды. Всех радовало, что Одесский колорит не потерян! Тем более, что его восполнял неиссякаемый оптимизм и юмор местных жителей, а так же колоритный одесский язык, который в конечном итоге приравняли к достоянию нации – дополняемый каждый день всё более уникальными перлами.

–Шо за тарабарщина, граждане! Если стену снимут, то и не поймут Вас! – усмехался Петрович, общаясь с горожанами. Или сам себе, противореча, делал замечание женщине, пришедшей к нему на приём с жалобой и изъяснявшейся красивым, литературным стилем, – А Вы, мадам, язык одесский учите, а то шо-то непонятное лепечете себе под нос. И слишком уж умничаете! А шо занад-то –то не здраво...

Город и область зажили сытной и размеренной жизнью. Никто, правда, не знал, что делать с пустующими элитными домами на Французском бульваре и только по прошествии 10 лет, всё таки решились сделать этот район зоной науки. Название придумали громкое, без лишней скромности – «Французская долина». Так и вернулось всё на круги своя, по побережью разрастались санатории, возвращая себе отобранные когда–то земли. В долине появились современные медицинские клиники и научно–исследовательские институты разных направлений. Лечили от болезней теперь с толком и расстановкой, относясь к больному как к фарфоровой вазе 13 века. Каждый больной прикреплялся к целой команде врачей, а рядом с ними всегда бегал довесок из десятка студентов – будущих медиков. Лечение назначалось только консилиумом и проводилось под контролем нужных специалистов разных направлений, по окончании лечения врачи писали научную работу с выводами, окончательным диагнозом и откорректированным методом лечения. Все работы вводились в общую базу данных, по которой любой врач, введя симптомы болезни, мог просмотреть возможные диагнозы и предупредить ошибки в лечении, выиграв время.

С каждым днём город преображался. Появился долгожданный порядок даже в Красноокнянском район, который после 15 лет закрытости и внутриусобных войн, вдруг замкнул цикл и обернулся абсолютно нормальными, исправившимися людьми с нотками здорового авантюризма. Как не странно, но очень много достижений и научных открытий сделали выходцы или их дети именно из этого района. Может там климат какой–то особенный?

Но, всё–таки, в городе почему–то стало неспокойно, появились тревожные сообщения о протестных настроениях молодёжи. Что им не хватает? Или это вечный вопрос?

Накрывая на стол, Циля и сама ощущала, как внутри идёт борьба. Своё идеальное общество она практически достроила, заняться было нечем, и эта идиллия стала угнетать. Тревожные мысли прервал спор Ашота и Симы.

Двадцати летняя Симочка превратилась – не сказать, что в красотку, но в девушку полную очарования. В ней интереснейшим образом соединялось одновременно шустрость мальчишки и необыкновенная женственность настоящей кокетки. Хотя сейчас, она выглядела скорее как Жанна Дарк борющаяся с английским нашествием.

–О чём–ты говоришь Ашот?! Какая свобода? Какие идеалы?

–Мы ради этого живём, мы строим общество равноправия и свободы! Ради этого трудились родители! Я удивляюсь тебе Сима в кого ты такая? Всё готова разрушить! – слова Ашота, напомнили Циле что–то уже давно забытое, но очень знакомое.

–Пионеры тоже верили, – шепнул ей на ушко появившийся незамеченным Петрович, и его дыхание, пощекотав шею, почему–то заставило её тело напрячься. Но сейчас было не до этого. Циля вдруг поняла, что же не даёт ей покоя последнее время. Спираль молчания прерывалась. Нашлись те, кто начал говорил вслух. Пропаганда счастья перестала действовать. Вот этот исторический перелом, о котором она много читала, который ждала и боялась. Перелом, из–за которого происходили революции, менялся государственный строй, разгорались войны, менялся мир. И сейчас это происходит прямо на её кухне.

–Нет никакой свободы Ашот! Мы в клетке! Ты, что не понимаешь? Нас тут заперли, создали идеальный мирок. Но выйти мы не можем. Что там? Что там за стеной?! Я хочу знать! Я хочу туда! Откройте мне! Выпустите меня! Я хочу путешествовать, как раньше могли делать люди! Свобода – это идти туда куда хочешь! – Пламенная речь Симы перешла в хрип.– Я не хочу быть подопытным кроликом.

–А что тебе стена? Если–б её не было всё равно есть ограничения. Объездила бы ты все страны, если они ещё есть – и что потом? В Космос?

–Я хочу путешествовать... – беспомощно расплакалась Сима. Циля подошла к ней и прижав к себе, тихо сказала, – Я тоже хочу путешествовать, доченька. Всю жизнь мечтала. А скоро моя жизнь закончится, а я так и не побываю в Испании, Норвегии ... – теперь они плакали вместе.

Ашот растерянно смотрел на сестру и мать, и укоризненно изрёк: – Мам, ну уж от кого, от кого, а от тебя я такого не ожидал...

–Циля ты можешь меня выслушать?

–Да, конечно! – хотя она боялась услышать то, что было написано в его взглядах последний год.

–Я пишу стихи – робко пробормотал Петрович. – Мне интересно твоё мнение. Можешь послушать?

–Конечно, слушаю тебя. – сказала Циля, подумав: Стихи? Как неожиданно. Сказать, что она была удивлена, это ничего не сказать. «Мужик», «работяга» и стихи...

«Я встретил женщину

Свою,

поздно...

Под одной крышей

Живу,

дышу

запретным ароматом.

Розу

сорвать смогу,

Но поздно

слишком поздно...

пишу...»

Циля слушала краснея. Этот разговор, ей совсем не нужен, мужчина опять не тот, которого она хотела видеть в своих мыслях, и ведь у неё прекрасная семья. Всё это лишнее. Но, Боже мой! Как приятно, ощущать рядом желание, прочувствовать внимание и уже забытое внутреннее волнение. Если другого нет, то пусть будет хоть это... Посматривая исподлобья романтично затуманенным взглядом на Анатолия, в её голове крутилась абсолютно трезвая мысль:

– Интересно, сколько эти чувства продлятся на этот раз? Как долго всё это будет мучать, и радовать меня?

Последний раз она была влюблена 6 лет назад, думая и мечтая о ком–то целых 3 года. Стихи... Для меня. Это так прекрасно. Я не буду прерывать его, пусть эта ароматная игра продлится как можно дольше!

8 марта 2016 года

Опять проснулась от щекочущего лицо солнца и мысли:

– Мои цветы не упакованы!

И хотя Циле было всё равно, её сознание уже давно смирилось, но теперь на ней лежала ответственность – всё повторить и довести Самуила до точки не возврата.

Как и в тот день 20 лет назад, в её сердце, одновременно с тревогой пыталась пробиться весна, тёплыми лучиками солнышка, щебечущими птичками, прекрасной погодой призывающей к любви и счастью. « Подумать только – 64 года, а внутри я чувствую себя ещё совсем молодой!» Уже 9 лет она болезненно, можно сказать кожей ощущала фразу какого–то мудреца: «Трагедия человека не в том, что он стареет, а в том, что остаётся молодым». И в подтверждении этого, на душе вместо радости зависли угрызения совести, о казалось–бы немыслимом в её–то возрасте: – Я влюблена, а Самуил нет.

Но сейчас надо было взять себя в руки и действовать, ведь события хотя и повторялись, но могли развиться в другом, нежелательном направлении.

–С праздником!

Только на секунду Циля позволила себе передышку, молча любуясь Самуилом: «Какой он ещё молодой, полный сил, красавец! Почему всё поменялось? Последние годы они прожили как соседи, заходящие друг к другу в гости за солью, а в их случае за супружеским догом. И самое интересное, что теперь они поменялись местами – Циле уже лет пятнадцать вполне достаточно было сексуальной механики, ведь секс прекрасен сам по себе без лишних мыслей и разговоров, как вкусная еда или любое другое удовольствие. Первый раз, когда она вдруг осознала, что у неё есть её личный, собственный мужчина, с которым она может не стесняясь, не боясь ненужных последствий получать удовольствие – вызвало у неё лёгкое головокружение, переходящее в приятную тошноту. Возможно, это открытие и подарило ей те самые секунды, которым предшествует не с чем несравнимая теплота объединения в одно целое мужчины и женщины. А Самуил вдруг стал интересоваться душой, философствовать, много говорить, и во всём искать ненужный смысл. Жаль, что их жизненные ритмы так и не совпали – какая–бы могла получиться гармония. Но, не вышло.»