Альпийское золото

Первое воспоминание забросило меня в космос. Мне не нужны были никакие корабли и скафандры, чтобы находиться там, для меня это была такая же естественная среда обитания, как для рыбы — пруд. Если я расслаблялась и позволяла себе расшириться, то моё восприятие окружающего замедлялось и казалось, что само время ускоряется. А если я сосредотачивалась, увеличивала свою плотность, то ускорялась уже я, а время вокруг в моём восприятии замедлялось. Сейчас я была плотным облаком потому что у меня была цель: я летела к одной небольшой звезде подкрепиться. Я могла выбрать любую другую, но остановилась именно на этой — мне нравился привкус её сияния, поэтому именно здесь я бывала часто. В понимании существа часто.

Меня привлекли странные ощущения. Словно щекотание или покалывание. Я это почувствовала, потому что одна из планет рядом со звездой попала в мой шлейф. Обычно мы не обращали внимания на эти булыжники, потому что энергии там всегда было чуть, если вообще была. Но на этой что-то происходило. Интересно что? Я уплотнилась ещё больше и отправилась посмотреть.

На поверхности булыжника было какое-то образование, а в нём — и вокруг него — суетились мелкие капельки. Сейчас я могла различить и их, и их движение, потому что собралась в невероятно плотный в моём понимании комок. Звёзды на небосводе замерли, и я почувствовала как ветра местной атмосферы струятся сквозь меня. Такая плотность требовала усилий, но открывшаяся картина того стоила. Передо мной были странные маленькие существа причудливой формы с чётко ограниченными телами. И они что-то делали. Результатом было то самое забавное щекотание, которое привлекло меня к этому булыжнику. И больше всего щекотался один из них — такой же маленький, но сияющий ярче всех. Он походил на маленькую золотую звёздочку. Конечно, это была метафора, но на том уровне плотности, на котором я находилась сейчас, он излучал осязаемо. Я-существо из мемораре вспомнило, как — ух, я даже не знаю как передать кто и степень их родства в наших терминах — один из её родичей общался с этими мелкими и ограниченными. Родственнику нравилось возиться с ними время от времени, и, кажется, кому-то другому из родственников (образ ещё одной сущности всплыл в моей памяти) тоже нравилось проводить с ними время. Тогда я-существо не понимало зачем это им, а сейчас мне самой стало любопытно. Мне понадобилось время, чтобы приноровиться к их восприятию времени, манере двигаться и общаться. Конечно, больше всего мне нравилось наблюдать за маленькой звёздочкой. Она сыпала во все стороны искрами, всё время куда-то носилась, уходила на другие булыжники и возвращалась. А я-Марина видела перед собой Рейна. Совсем молодого. Его необыкновенные серебряные волосы были сплетены в сотню мелких косичек, которые в свою очередь были собраны в сложную причёску. Почти всегда он носил строгую серую форму, а поверх неё что-то, похожее на докторский халат. И они работали над новой моделью каттера.

Мне-существу понадобилось время, чтобы набраться храбрости и заговорить с маленькой звёздочкой. Точнее, мне понадобилось бы ещё больше времени, но однажды она заговорила со мной сама. Поздним вечером, когда никого в лаборатории уже не осталось, и звёздочка — я-существо к тому времени уже знало, что её зовут Рейн — работал в кабинете в одиночестве. Вдруг он поднял взгляд и посмотрел прямо на меня, парящую перед его столом.

— Привет, — произнёс он. — Кто ты?

Я замерла. У меня была возможность бросить всё, раствориться и сбежать, никогда больше здесь не появляться. Любопытство пересилило: я сгустилась ещё больше и ответила голосом, похожим на шуршание песка, когда его пересыпает ветер на этом булыжнике:

— Туа.

— Привет, Туа. Ты давно за мной наблюдаешь.

То есть, он давно знает, что я здесь?!

— Зачем ты здесь? — Тем временем спросил Рейн.

— Мне интересно, — произнесла я. — Я раньше не видел таких, как ты. Маленьких звёздочек.

Рейн наклонил голову к плечу так хорошо знакомым мне-Марине жестом.

— Ты ведь кршник, — задумчиво произнёс он. Я-Туа тут же вспомнила, что этим странным шуршащим именем маленькие ограниченные звали моего родича. И другого тоже.

— Да, — согласно кивнула я.

— Хочешь поиграть со мной? — Предложил он.

Те забавные щекочущиеся штуки, которые он и его люди делали раньше. Сложные с их точки зрения эксперименты, которые они ставили, чтобы хотя бы немного приблизиться к тому, что дано таким, как я, природой. Мне можно поучаствовать?! Это ведь значит, что он предлагает мне быть рядом и наблюдать за ними не таясь. И что он не станет прогонять меня. Это ведь хорошо!

Потом было много коротких воспоминаний, сливающихся в один длинный поток: мы в лаборатории, мы на полигоне, другие многолики и простые альпы, сначала относящиеся ко мне-существу с опаской, а потом с воодушевлением. Хохочущий Рейн, когда у него, наконец, получилось задуманное — и радостные крики других учёных. Как мы скакали с ним по разным булыжникам, покрытым зеленью и не очень, мокрых, и выженных до треска в камнях, а он — подсчитывал непонятные мне «энергетические уровни» и иногда забавно хмурился. И сиял. Искрил. Переливался. Радость захлёстывала его. И меня. Заниматься тем, чем мы занимались, было весело. Давно мне не было так весело. Теперь я понимала, что другие родичи находят в возне с мелкими-ограниченными. Да, чтобы оставаться с ними, нужно было всё время быть сосредоточенными, иначе расползись чуть больше — и у них уже прошло так много времени, что они думают, что ты забыл к ним дорогу, а некоторые, не такие яркие, как Рейн, даже исчезли навсегда.

Следующее воспоминание было настолько неожиданным, что у меня защемило к груди и слёзы навернулись на глаза. После череды ярких, похожих на вспышки, приключений, оно казалось неуместным, невозможным. Моя звёздочка не может потускнеть. Он скорее исчезнет в вспышке сияния и огня, чем тихо угаснет.