Лепестки

Он ходил за отцом, как за младенцем. Подставлял тазик, выслушивая потоки злой брани, разжимал зубы и заставлял пить бульон и вытирал с пола выплюнутый творог. Спасали мысли о маме – она не хотела бы, чтобы отец опустился и спился, Сашка должен был его вытащить. А еще – мечты о Марине.

За три дня даже заблудившийся турист не вышел к их дому. До станции было шесть километров, до ближайшего жилья – пять, и то если знать, куда идти по лесу, где ни единой тропы.

Так он и сказал отцу. Тот матерился, проклинал, просил, ползая на коленях, что-нибудь «поправиться».

Когда он засыпал, вымотанный и злой, Сашка садился рядом с ним на постель и пытался вспомнить то ощущение, чувство, которое раньше вызывали в ней разговоры с отцом. Папа всегда был веселым, остроумным. Мама любила смеяться, и отец постоянно шутил, казалось, лишь для того, чтобы чаще слышать ее смех.

Когда она умерла, из него словно выпустили воздух, как из шарика. Он как будто осунулся, уменьшился, высох… А может, просто Сашка вырос.

Он смотрел на отца и не понимал, как так происходит, что человек изменяется и при этом остается прежним. Разум регистрирует с жестокой бесстрастностью малейшие перемены – сосудистую сетку на носу и щеках отца, посеревшие и обвисшие щеки, припухшие веки, пятна на худых руках, обтянутых полупрозрачной кожей. И в то же время что-то, быть может, не имеющее отношение к разуму, но явно клещом впившееся в память, подсовывает другой образ – широкие отцовские ладони, покрытые мозолями, сильные руки, теплый взгляд с веселой искоркой.

Только чем дальше, тем больше двоится картинка, не хочет один образ накладываться на другой, старая маска счастливого человека словно бы велика отцу с его трясущейся от злости губой и покрасневшими, глубоко запавшими глазами. Маска падает на мгновение, и Сашка видит перед собой кого-то чужого и жалкого, но память водворяет маску на место, придерживает, заставляя почувствовать болезненную нежность к родному человеку.

Заставляя отца есть, иногда сам забывал о том, что не ел. Вспоминал, только когда желудок, бунтуя, напомнит о себе. Никакие попытки реанимировать телефон не помогли, и Сашка совсем измучил себя, думая о том, как сообщить Марине, отчего он пропал так надолго.

До дома было каких-то два часа, но первые дни и думать нечего было о том, чтобы оставить отца. У того подскакивало давление, подкрадывалась рвота, без помощи отец отказывался есть и пить. На третью ночь разразилась гроза, и Сашка наконец сдался усталости и проспал до утра, несмотря на бушевавшую за окнами погоду.

Ему снились Марина и Лиза. Они шли далеко-далеко по полю под низким брюхом черных туч, из которых хлестал ливень. Насквозь промокшие, напуганные, они шли за руку. Уходили все дальше. Сашка махал им, бежал, спотыкаясь, расплескивая лужи, кричал – но они смотрели в другую сторону. И дождь воровал Сашкины слова, не позволяя им добраться до Марины.

Он проснулся разбитым ровно в тот момент, когда отец, покачиваясь на слабых ногах, вытащил из стойки на кухне разделочный ножик.

– Сашок, я тебя как отец прошу, отвези меня домой, – осипшим голосом проговорил он.

Сашка, совершенно обессиленный, поднялся с постели, не обращая внимания на шипение отца, вынул у того из руки нож и затолкал бунтовщика в его комнату.

– Отвезу, – сказал он тихо.  – Как протрезвеешь, так и отвезу.

Отец чем-то бросил в стену, и Сашка не выдержал – ударил ладонью в створку и запер дверь.

Сон мучительно бродил в памяти, и Сашка просто не находил себе места. Он схватил со стола разбитый телефон. В конце концов, отец вполне может посидеть несколько часов взаперти, пока сын рванет до дома – купит новый телефон, заскочит к Марине и Лизе, захватит продуктов еще на пару дней, дождаться, чтобы отец более-менее оправился.

Грунтовка расползлась от дождя, и пару раз он здорово забуксовал. Исцарапался, пока искал в придорожном леске, что бы подложить под колеса. Так что когда он вошел в салон сотовой связи, продавец посмотрел с сомнением. В таком виде к Марине заезжать не хотелось, Сашка бросил новый телефон на сиденье рядом с собой, поехал домой – наскоро принять душ, переодеться. Уже во дворе на ходу распаковал аппарат, вставил симку, дома сразу поставил на зарядку, но в душ не успел. Увидел с десяток непрочитанных смс. От Марины. И первая же словно холодом окатила.

«Лиза пропала».

Руки дрожали, и он не сразу попал по значку вызова, но не успел выбрать номер Марины – позвонили в дверь.

Сашка открыл, продолжая смотреть в телефон.

– Ефимов Александр Сергеевич?

Он кивнул.

– Капитан Рузанов.