Искра и Пламя

Небо в тот час было серым и безмолвным. Не то чтобы я могла разговаривать с ним, а оно со мной, но мне думалось, что оно молчит. Нависает над всеми нами серой непроницаемой стеной, но не хочет смотреть. Или это я не хочу?

Нас подняли спозаранку, но я не спала до самого рассвета. Комната была непривычно пуста без Луизы. И тихие всхлипы Ханны в подушку не давали заснуть. И мысли о том, почему же меня еще не забрали ко всем остальным, тоже этому не способствовали. Почему меня до сих пор не пытают? Почему лишь задали несколько вопросов, отвечая на которые я малодушно солгала, чтобы спасти свою шкуру?

На эти вопросы ответов не было. Как и слез. Лишь бессилие и апатия, что овладели мной, теперь составляли мне компанию. И так паршиво было снова просто взять и лишиться всего. Даже друзей теперь не осталось. И мои единомышленники замолчат теперь надолго, может быть, на многие годы. Может быть, и я сама стану молчать.

Эльзу я уговорила уйти, на прощание сказав ей, чтобы отправлялась к Ридии с Аствагом, чтобы там обрести хотя бы временный приют и отдать Ниру в надежные руки. Надеюсь, ее нога больше никогда не переступит порог этого проклятого места, и с ней все будет хорошо.

А вот судьба Шерина была мне неизвестна до сих пор, Ханна ничего не могла мне сказать. Хоть и был старостой. Как Эдмунд.

Эд. Если несколько дней назад я готова была поклясться, что ненавижу этого человека за все его мысли и поступки, то теперь мне было страшно, и в голове все перемешалось. И все же…

Нас разбудили спозаранку, чуть до рассвета.

 Форэнхолл был изрядно потрепан после того, что случилось несколько дней назад. После того, в чем я так и не приняла участие. А теперь трусливо делала вид, что ничего не было, хотя душа была разорвана на части.

Всех, кого можно, вывели на тренировочную площадку, где еще зимой спустили на нас химер. Никто не говорил, зачем нас туда ведут. Но большинство догадывалось, что мы шли смотреть на казнь.

Мои глаза никогда не забудут это зрелище: висящие в ряд тела, с затянутыми петлями на шеях. Кто-то еще дергает ногами, а кто-то уже начал отдавать свое тепло Создателю. Через какие-то секунды все они повисли в воздухе как старые потрепанные тряпичные куклы. И вместе с ними в сердцах умирала надежда. Я ощущала это так, словно поздней ночью гаснут городские огни. Один за другим.

Ни я, ни кто-либо еще никогда не смогут искоренить эту сцену из памяти. Суровые палачи не произнесли  прощальных речей, а просто молча вздернули всех, кто готов был сопротивляться системе.

- ...расходитесь!

И толпа медленно, неуклюже начала свое движение. Куда нам уходить? От Форэнхолла почти ничего не осталось.

Я брела, утопая в тумане тупой боли и скрытого, но начинающего нарастать ужаса.

Тело онемело, я не видела впереди ничего дальше собственных ботинок, но тут, в толпе идущих появилось какое-то странное, неестественное движение. Кто-то торопился, прокладывал дорогу вперед. Дорогу ко мне.

Периферийным зрением я увидела профиль в черном капюшоне, холодные пальцы вложили в мою руку что-то и на мгновение сжали ладонь. Но едва я успела опомниться, как фигура в капюшоне уже начинала исчезать, растворяясь в массе людей.

Я никогда не позабуду строки того письма, что тайно передал мне Шерин. Последнее касание его холодной кожи.  И счастливо-уверенная мысль - он жив.

Я не знаю где он, куда отправился и чему хочет посвятить свою жизнь теперь. Он просто хотел попрощаться со мной.

“Ада, Ида, Аделаида… Ты же терпеть не можешь свое полное имя, так ведь?

Сожги это, как только прочитаешь. Не поддавайся влиянию сантиментов, подвергая жизнь опасности.

Я просто хочу, чтобы ты знала, правду о том, что случилось  и о том, что сделал я.

Меня схватили люди из Ордена, а я им поддался, потому что надеялся, что они отведут меня туда же, где держат Луизу. Я оказался прав: меня бросили в ту же камеру, где сидела и она.

Когда я увидел Лу, она была в беспамятстве. Она сидела как кукла, неживая и застывшая, с остекленевшими, мертвыми глазами.

Надзиратели ушли, но не надолго, и в тот самый момент, когда за ними захлопнулась дверь, она заговорила.

Сбивчиво, то и дело захлебываясь слезами… Она показала мне левую руку, где вместо пяти пальцев красовались прижженные обрубки. Она сказала, что начала выдавать имена уже на среднем пальце.

Там, на столе, что виднелся за решеткой, я увидел документы, лежащие неровными стопками. Луиза сказала, что там хранится список всех, кто когда-либо имел отношение к “Острой волне”.

А дальше… Говоря по правде, все пошло по такому же сценарию, который написал для меня Эдмунд. Только я внес свои коррективы.

Я попросил у Луизы прощения и свернул ей шею. То же самое я проделал и с другими.

Документы, каждый лист до единого я уничтожил навсегда, безвозвратно. Таким образом, я надеялся сохранить жизнь хотя бы кому-то из нашей жалкой горстки.

А ведь так было и твое имя. “Аделаида Кроун”. Я же знаю, что ты не любишь свое полное имя!

Пожалуйста, не держи зла на Эда. Найди в себе силы простить его, ведь в конце концов он тоже приложил руку к спасению твоей жизни. Он сделал все, что мог, когда велел мне в первую очередь позаботиться о том, чтобы именно “Аделаида Кроун” никому не попалась на глаза. И он верит в то, что именно ты сыграешь ключевую роль для спасения Кассандийской империи.

Единственный раз, когда он хотел выгоды для себя, случился в день нашего знакомства. Отмщение дало ему временное спокойствие, и этого ему было достаточно для того, чтобы снова жить для других.

Я не имею на такие надежды  никакого права, но хочу, чтобы ты простила меня. На мне лежит ответственность за множество погубленных душ наших товарищей, но я все же безмерно желаю, чтобы ты когда-нибудь вернула моему имени доверие.

Знаешь, я готов мириться с твоим гневом и ненавистью, но пообещай мне одно.

Береги себя. Я просто хотел, чтобы ты жила.

Не разбрасывайся своей бесценной жизнью, берегись, будь бдительна. Защищайся во что бы то ни стало и никогда не сдавайся.

Борись и живи, старайся быть счастливой.