Страница 4 из 99
Вера Андреевна взмахнула, и хор запел:
– Заплакали девочка и мальчик,
И закрылся веселый балаганчик.
***
Из гостиной доносился бодрый голос мамы:
– Да, на постановку «Травиаты» в Милан… Интересно, что говорят звёзды, стоит лететь или не стоит… Леди Стефания, сегодня приехать не смогу, нужно заехать в Большой, подписать бумаги. Пришлите прогноз по факсу.
Слушая, как мама консультируется со своим личным астрологом, Василиса разулась и повесила куртку в шкаф. Она не хотела, чтобы кто-то из домашних увидел шаманский бубен. Мама могла поинтересоваться, что это за вещь, и зачем Василиса притащила её в дом. Проскользнув мимо приоткрытой двери, за которой мама рассуждала о влиянии ретроградной Венеры на постановку «Травиаты» в Милане, Василиса бегом поднялась на второй этаж. В её комнате царил творческий беспорядок. Кабинетный рояль в углу был завален нотами, диски (по большей части, классика, джаз и старый рок), книги и мягкие игрушки лежали где попало. В углу стояла электрогитара – подарок родителей на позапрошлый день рождения.
Мама была слишком занята работой, поэтому домашними делами занимались специально нанятые люди, приходившие пару раз в неделю. Василиса не позволяла кому-то чужому убирать её комнату. Она вполне могла сама вытереть пыль на подоконниках и стереосистеме, если её скапливалось слишком много.
Василиса оставила скрипку у входа, а бубен повесила над кроватью, словно какой-нибудь экзотический сувенир. Потом можно будет сказать, что он всегда тут висел – родители не отличались внимательностью.
Теперь оставалось ещё одно, не особо приятное дело – сообщить маме, что на отчётный концерт можно не приходить. Конечно, сольной партией в хоре Анастасию Чернову не удивишь. Но что она увидит теперь? Как Василиса весь концерт стоит во втором ряду, пока другие исполняют соло? Мама, певшая на лучших мировых сценах, этого точно не оценит.
В глубине души Василиса хотела, чтобы мама гордилась её успехами. К сожалению, в их семье любое достижение воспринималось как должное. Планка была высокой, и Василиса должна была ей соответствовать.
Полюбовавшись на бубен (он выглядел старым и потёртым, как музейный экспонат), Василиса спустилась вниз. Мама стояла в пальто и поправляла макияж, глядя в зеркальце. Она была из тех женщин, фотографии которых появляются на обложках модных журналов. Анастасия Чернова являла собой редкое сочетание красоты, музыкального таланта и артистичности. Василиса была похожа на мать – те же чёрные волосы, те же синие глаза и длинные, идеальные для дирижёра или пианиста пальцы.
– Сегодня была репетиция хора, – сообщила Василиса.
– Замечательно, – произнесла мама, не отрываясь от собственного отражения.
– У меня отобрали соло.
– Почему?
– Я опоздала.
– Ты вообще рассеянная. Ходишь, мечтаешь о чём-то!
С этими словами знаменитая оперная прима (по совместительству – мать Василисы) бросила пудреницу в сумочку и выпорхнула за порог. Девочка некоторое время смотрела на закрытую дверь.
– Вот и поговорили, – пробормотала она.
День выдался насыщенный, и Василиса внезапно почувствовала, что проголодалась. Она прошла на кухню, сверкавшую мрамором и сталью, и открыла холодильник. Анастасия Чернова не готовила, этим тоже занимались нанятые люди. Быстро соорудив себе бутерброд из ветчины и сыра, и откусив большой кусок, Василиса огляделась. Обычно, когда она открывала холодильник, Яга была тут как тут. Ягой звали её чёрную одноглазую кошку, и маму почему-то безумно раздражала эта кличка.
– Кис-кис, – позвала Василиса, но так и не услышала в ответ привычное скрипучее «мяу».
Решив отыскать Ягу, девочка обулась, и вышла во двор. Трёхэтажный дом Черновых располагался в пригороде Москвы. Рядом стояли такие же солидные особняки, принадлежавшие политикам, звёздам эстрады и успешным бизнесменам. Вокруг дома был разбит сад, обнесённый высоким кирпичным забором. Василиса прошла по усыпанной белым гравием дорожке, свернула к беседке и поднялась по ступенькам. Деревянные столбики, поддерживавшие свод, обвивал вечнозелёный плющ. Василиса облокотилась на перила. Доедая бутерброд, она думала примерно следующее:
– Если я вдруг исчезну, ничего не изменится. Отец продолжит писать диссертацию, мама – исполнять арии. И никому нет дела, спою я эту дурацкую песенку, или вообще не приду на концерт.
Василиса всегда была одна. У неё не было ни друзей, ни подруг – вообще никого. Виной тому, конечно же, был кочевой образ жизни, который вели Черновы. Если Василису отдавали в школу, она заранее знала, что задержится там от силы на полгода. Лица учителей и одноклассников стирались из памяти как сон, который помнишь, пока чистишь зубы, но забываешь, едва допив утренний кофе. Во время гастролей Василису окружали взрослые люди, занятые серьёзными делами. Среди знаменитых музыкантов девочка чувствовала себя невидимкой.
Когда Василисе было десять лет, она посмотрела мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера «Фантом оперы». История несчастного обезображенного изгоя, который скрывался в катакомбах под Парижской Оперой, показалась девочке надуманной и слишком вычурной. Однако в ту же ночь Василиса проснулась с криком ужаса. Ей приснился Призрак Оперы, невидимо для зрителей и оркестрантов скользящий по галереям и коридорам оперного театра. Призрак был в маске, но Василиса точно знала, что под белым фарфором скрывается её собственное лицо. Случилось это в каком-то из городов Польши или Чехии, Василиса уже не помнила в каком. Даже спустя годы ей иногда снился Призрак Оперы. И каждый раз из прорезей белой маски смотрели её собственные глаза. К счастью, у Василисы была музыка. Фортепиано помогало, как, наверно, помогал Призраку Оперы спрятанный в недрах Парижской Оперы орган.