Страница 27 из 99
Яга нетерпеливо мяукнула, и девочка ускорила шаг. Вскоре угрюмая сторожка, на крыше которой росли грибы и мох, скрылась за деревьями.
Тропинку устилал упругий ковёр из опавшей хвои. Он скрадывал звук шагов, и Василиса вдруг подумала, что так тихо ходят только кошки и привидения. И если кто-то попытается подобраться к ней сзади, она его не заметит. Василиса нервно оглянулась, но, разумеется, никого не увидела. За прошедшие годы она и забыла, насколько это мрачное место – Чёрный Бор. Деревья застыли, словно молчаливые великаны, в густом, колючем подлеске путались обрывки тумана.
– Здесь никого нет, – сказала Василиса, и собственный голос показался ей странно-приглушённым, как будто хвоя, пружинившая под ногами, гасила не только её шаги, но вообще любые звуки.
Василиса рассеянно потрогала предмет, который висел у неё на шее, скрытый футболкой. «Я имею право знать правду, – думала она, шагая по лесной тропинке, – из-за этого ключа меня едва не убили!»
Газовый пистолет покинул рюкзак и находился в заднем кармане джинсов – на всякий случай. Василиса беспокойно оглядывалась по сторонам, но в лесу было тихо. Тропинка стала узкой и запущенной; она то поднималась в гору, то спускалась в глубокие, сумрачные лощины. Василиса устала и захотела пить, поэтому, когда из-за деревьев донеслось журчание ручья, она свернула с тропинки и пошла на звук. Вскоре её взору предстала тёмная, замшелая скала, из-под которой бил прозрачный родник. Обрадованная, девочка поставила корзинку на землю, склонилась над водой… и с криком отпрянула. Кто-то стоял на противоположном берегу, затаившись среди деревьев – Василиса увидела в ручье его отражение. Круглая, лысая голова, узкие плечи… Конечно же, это соломенная кукла, с глупой, нарисованной улыбкой и когтями из ржавых гвоздей. Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Василиса выхватила пистолет.
Нет, это была не кукла. На берегу ручья стоял каменный идол в бурых пятнах лишайника, потемневший от времени и дождей. Казалось, он внимательно изучал испуганную девочку чёрными провалами глазниц.
Василиса спрятала пистолет в карман. Сердце колотилось, как будто она залпом выпила термос кофе, колени дрожали. Она чувствовала себя глупо. Чего вообще было хвататься за оружие? Толку от слезоточивого газа, если лицо врага нарисовано краской…
Быстро утолив жажду, Василиса в последний раз взглянула на идола и покинула берег ручья.
– Отголоски язычества… – ворчала она, возвращаясь на тропинку. – Вот куда нужно ехать, а не в Кижи…
Тропинка петляла по лесу ещё час, прежде чем впереди показались деревянные ворота. Деревья расступились, и Василиса застыла в изумлении.
– Теперь я начинаю понимать маму, – пробормотала она, разглядывая ворота и частокол из толстых, заострённых поверху брёвен. Почти на каждом бревне висел выбеленный солнцем череп… и далеко не все эти черепа были звериными.
Неожиданно, плотина памяти дала трещину, и на Василису нахлынули воспоминания. Она вспомнила, что в детстве много раз играла под этим жутким забором, но тогда все эти черепа, их пустые глаза и мёртвые ухмылки не вызывали у неё такого ужаса. И ещё – с ней часто играл ворон, который говорил разные смешные слова.
Ворота были приоткрыты. Василиса поспешила зайти во двор, лишь бы не видеть все эти мёртвые головы, взирающие на неё со своих кольев. Она приготовилась к новым ужасам, но с виду это был обычный деревенский дворик. Слева располагалась баня и колодец, постройка справа, скорее всего, была амбаром. В глубине двора, окружённая высокими, раскидистыми елями, стояла старая изба. Ни окон, ни двери Василиса не увидела, только глухую бревенчатую стену. Как ни странно, протоптанная в высокой траве дорожка вела именно туда – к стене.
– Знаешь, Яга, – Василиса нервно усмехнулась, – после всего, что мы здесь видели, остаётся сказать: «Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом»!
Изба вздрогнула, заскрипела, и приподнялась над землёй.
В этот миг Василиса, вероятно, испытала самое большое потрясение в своей жизни. Корзинка выпала из её ослабевших пальцев. Вырвавшись на свободу, Яга никуда не побежала, а прижалась к ногам хозяйки и зашипела.
Избушка начала поворачиваться вокруг своей оси. В тёмном пространстве, которое возникло под полом, Василиса увидела две исполинские птичьи лапы, покрытые грязными чешуйками. Огромные загнутые когти, пожелтевшие и покрытые трещинами, оставляли во влажной земле глубокие борозды. Наконец, живая изба повернулась «к лесу задом» и медленно опустилась в траву. Теперь дорожка вела, как положено, к двери.
На крыльце сидел большой растрепанный ворон.
– Явилась – не запылилась, – сварливо произнёс он, прищурившись и склонив голову набок.
– Кар… Кар… – заикалась Василиса, глядя на говорящую птицу.
– Каркаешь? – спросил ворон. А потом невпопад добавил: – Как у замков смычи крепки, так мои словеса метки!
– Кар… Карачун?! – выговорила, наконец, девочка.