Это я, Господи!

А ведь Боги ещё несчастнее, чем мы. Человек может поверить в ложь и влюбиться, и спастись хотя бы на время. Боги изначально обречены на одиночество: у них нет ни Веры, ни Надежды, ни Любви. Наша наивность — это спасение. Их Мудрость — проклятие... Трудно быть Богом!

Глава 12

Отец бы мной гордился!

Всё с самого начала пошло не так! Кшатрия одела меня с иголочки и расширила возможности моего мозга, чтобы я сумел обойтись в Сан-Франциско без Велеса-Пасечника. Мне даже не позволили с ним поговорить на прощание, чтобы он ничего не заподозрил насчёт нашей сделки с Инанной.

Город ничуть не изменился: те же гудящие машины с нервными от пробки водителями, те же улыбчивые пешеходы и лихачи на великах, вот только японские декоративные бананы на Ломбард-авеню приказали долго жить, потому что на самом деле банан — это не дерево, а однолетняя трава, как и все мы. Но зато через месяц они опять будут большими и сильными, как деревья. Я постоял у дома Часовщика под красным закатом, на третьем этаже которого, как обычно, горел свет в окне библиотеки. Вечер выдался тёплым. По экзотическим цветам и кустарникам во Фриско невозможно определить, какое сейчас время года: весна или осень? Из форточки валил густой сигаретный дым, старику не спалось. Контрабанда сигарет в Бухенвальде 45-го спасла жизнь ему и другим заключённым, и теперь Иаков затягивался до обожжённого фильтра, чтобы поскорее умереть и вернуть должок. Но я не сумею воскрешать людей направо и налево: я ведь не Бог, и даже не писатель, просто врунишка с угрызениями совести, как-то так...

Благодаря апгрейду от Кшатрии, я легко мог телепортироваться на Гири-Бульвар, но предпочёл по-старинке идти пешком, к тому же «гири» на японском означает «нога». А вдруг это не случайное совпадение? Кир Три семёрки в моей голове разгребал нахлынувшие воспоминания, я не разговаривал с ним, чтобы не мешать... Корни деревьев то и дело пытались мне ставить подножки вздыбившейся плиткой тротуара. Я сильно волновался. А вдруг Инанна меня обманула? Ещё один укоризненный взгляд Флорентины мне не пережить...

***

Ульрик был вынужден собрать свою семью и покинуть родную деревню, потому что повздорил со старшим братом Балдером по поводу раздела добычи павших воинов. Балдер от жадности не хотел отдавать вдовам долю их мужей. Лодка Ульрика случайно наткнулась на диких микен, которые грабили мирные поселения вдоль побережья. Но в этот раз они получили от крестьян ожесточённое сопротивление и дали дёру, поджав хвосты как трусливые койоты. В завязавшейся мясорубке у жён и детей не было шансов... Микены разлучили выживших и продали в рабство поодиночке.

Младший сын Ульрика, Медвежонок-Бьярне, попал к эллинам на штурмовую галеру юнгой, но был разжалован в обычного гребца левой палубы за то, что даже будучи мальчиком пытался защищать других рабов. Его сосед по скамье, Хакан-лучник, опекал подростка и обучал грамоте под свистом греческих плетей и персидских стрел. Через год их скамья, кусок палубы и перил на расстоянии вытянутой руки были расцарапаны звеньями ржавой цепи. Надписи на разных известных Хакану языках сводились в основном к одной единственной фразе: «Мы — не рабы!».

И каждый раз под стрелами и плетью Бьярне не съёживался, как другие невольники и эллины, он свято верил, что его защищает медвежья шкура самого Вотана, Бога Богов. Об этом кричали его мать и сёстры, закрыв своими телами любимого медвежонка от микенских дротиков и копий в то чудовищное утро. Бьярне не видел гибели своего могучего отца и старших братьев, иначе бы сошёл с ума. Годами позже, вспоминая пережитый кошмар, общаясь с Хаканом, он понял, что на самом деле медвежья шкура Вотана — всего лишь люди, которые тебя любят и потому умирают, чтобы защитить... Когда-нибудь Бьярне вырастет, окрепнет, станет большим и сильным медведем, чтобы спасти всех-всех-всех! И тогда больше никто не умрёт. А тропа смертной тени приведёт смелых путников в Валгаллу, к самому Вотану, где справа от Него за праздничным столом будут пировать мать с отцом и сёстры с братьями, все до единого!..

Клюв абордажного орудия персов пробил борт «Афины» ниже ватерлинии. Хакан, Бьярне и другие товарищи не могли спастись, потому что были прикованы. А выплывающих греков добивали наёмники флагмана «Амеретэт», фанатично отрабатывая свою долю с добычи... Хакан пожал плечо Бьярне, покачал головой и улыбнулся, чтобы напоследок успокоить. Затем он выпустил из лёгких оставшийся воздух и глотнул морской воды, наконец-то получив долгожданную СВОБОДУ. Душа друга поднималась к солнцу в блестящих пузырях, а уставшее бороться тело погружалось на дно Ионического моря для вечного покоя среди сонного безмолвия коралловых истуканов. Бьярне прекратил панику и перестал дёргать крепкую цепь, в которой не было слабых звеньев, так же, как и в семье Ульрика. Медвежонок попросил Вотана, Бога Богов, дать ему ещё один шанс, чтобы он стал сильным и всех защитил. Медвежья лапа погладила бритую голову совсем ещё юного раба. Или это была лишь морская вода?..

- Лорд Лордов! Это я! Услышь меня и защити! - шептали на древнем языке мои дрожащие губы, когда я очнулся у криво покрашенной зелёной калитки с покосившейся номерной табличкой на Гири-Бульваре. Угадайте, кто здесь красил калитку и забор? Тогда тётушка Фло назвала меня рукожопым и мы долго смеялись. А табличка принципиально отказывалась ровно висеть. Проблема была не в саморезах и влажном морском воздухе, просто весь этот волшебный дом проявлял упрямый характер своих хозяев.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить пустившееся в бешеный галоп сердце. Дрожащие пальцы не сразу попали в жёлтую кнопку звонка. Когда мне открыла дверь молодая красавица с большими еврейскими глазами, я от неожиданности потерял дар речи. Она терпеливо улыбалась, кокетливо наматывая чёрные кудри на тонкий пальчик.