Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 88

«Хорошо. Если исходить из того, что это был спектакль для введения в заблуждение — кого угодно, кто еще не начал терять сознание, то тут все ясно. А если нет. Если Лере действительно было плохо? Удушье. Сознание не так теряют. Засыпают тоже иначе. Аллергия на снотворное или на что-то еще в торте?»

Лера страдала аллергией на орехи. Катя это знала и учла, когда заказывала торты для их встречи. В этих тортах не было орехов. Мог ли кто-то специально добавить их в торт? Об аллергии Леры знали все, включая Костю. Но если ей и правда в торт запихнули орехи, то это точно значило, что кто-то готовился заранее. Заранее подготовиться могли только двое — Костя и Миша. Или же кто-то, кому Костя или Миша что-то рассказали, не сообщив об этом Кате. Она не понимала, с чего бы кому-то из них это делать, но полностью исключить такой вариант не решалась. И такой аргумент легко разбился бы о предположение, что кто-то возил с собой орехи «пожевать в дороге». При сильное аллергии — а у Леры была сильная — жертве хватило бы и одного орешка.

— Если убийца сейчас находится среди нас, то у него, как минимум, должен быть с собой ключ. В противном случае, он бы не смог нас тут запереть, — ворвался голос Саши в ее размышления. — И выбросить ключ он тоже не смог бы: иначе как он потом сам отсюда выйдет?

Катя вскинула голову. Слова Саши имели смысл.

— Что ж, выворачиваем все имеющие карманы, друзья, — объявил Миша.

— Может, еще догола раздеться? — огрызнулся Андрей.

— Думаете, он стал бы держать у себя ключ? Скорее уж, подсунул бы кому-то другому, — возразила Катя, но поспешила добавить: — Это, однако, не значит, что ключ не нужно искать. Просто я бы не стала рассматривать его обнаружение у кого-либо как однозначное доказательство вины. Скорее уж, наоборот.

— А еще ключ можно подсунуть, чтобы поиграться с нами, — добавил Костя. — Если эта дверь открывает и снаружи, и изнутри.

— Богатейшая у вас фантазия, ребят, — хмыкнул Андрей. — Вы полагаете, в темноте есть смысл разбираться? Мы друг друга толком не видим.

— Окей, значит, обыск. Ощупываем друг друга, — развела руками Саша. — Мы с Катей обыщем друг друга. Идет? Или кто-то продолжает опасаться нашего сговора?

— Я тоже могу обыскать Катю. — В голосе Миши послышался смешок.

— И нас еще больше заподозрят в сговоре, — фыркнула Катя. — Короче, Андрей, если тебе так надо лично убедиться — ощупывай меня сам. Я не стеснительная.

В любой другой ситуации желающий ее пощупать — независимо от целей — без ее на то согласия получил бы локтем в живот или коленкой по особо чувствительному месту. Просто из принципа. В плане физического дискомфорта или моральных метаний ее это действительно мало волновало.

— Забавно, — тихо проговорил Миша, выуживая из внутреннего кармана пиджака Андрея ключ. — По твоей теории, Катя, Андрей у нас точно невиновен.

— Вашу мать! Откуда?!

— Или он исходил из того, что ты именно что-то подобное и подумаешь и сможешь убедить в этом остальных, — тихо сказал Костя.

— Да откуда у него вообще был ключ? У нас троих он мог быть. А остальные-то что? — возразила Катя.

— Дом никто не мешал исследовать. Ключ от подвального помещения я сам в двери оставлял, — буркнул Миша.

— Да черт бы вас всех побрал! Саш, ты им тоже веришь?

Саша молчала, глядя в пол. Катя знала — видела, — что она все еще в него влюблена. Глупой, юношеской влюбленностью, при которой сердце начинает бешено колотиться, стоит лишь увидеть объект любви. При которой ты непроизвольно краснеешь и теряешься, стоит тому, кого любишь, заговорить с тобой. С возрастом практически все обретают способность скрывать и слишком быстрое биение сердца, и смущение. Многие, такие, как Катя, вовсе теряют способность любить так искренне, честно и самозабвенно. А некоторые, как Саша, как и прежде, прячут свои чувства неумело, так что окружающие не замечают только в силу собственной ненаблюдательности или потому, что не хотят замечать. Карина не видела, потому что тогда ей бы пришлось увидеть и то, что Саша врет ей, говоря о несерьезности чувств к ней Андрея. Слышать такое от лучшей подруги… Карина при всей своей правильности, при всей жажде справедливости и природное доброте, во всех вопросах, касавшихся живых людей, была слабовата. Почти, как Катя. Только Катя не умела строить с ними отношения из-за своих сложностей с проявлением эмоции. Она могла видеть человека насквозь, но дружить с ним при этом — совсем другая история. Совсем не такая веселая. У Карины же не было проблемы в том, что касалось установления контакта, но в людях она совершенно не разбиралась. В том, что фактически из-за этого она и погибла, была какая-то жестокая ирония.

— Я не знаю, — наконец, выдохнула Саша. — И то, и другое выглядит логично. Ты эмоционален и не сдержан. Я не знаю, что творится у тебя в голове. Я бы хотела тебе верить. Я бы всем тут хотела верить. Но кто-то же убил остальных!

Она сидела рядом с Катей, и та чувствовала, как Саша дрожит. Катя не знала, как надолго еще хватит ее самообладания. Подруга действительно казалась очень спокойной после признания Оли. Вернее, спокойной в сравнении с тем, какой была в первый день тут. Однако это спокойствие появилось до того, как стало ясно, что среди них есть еще один убийца. И сколько трупов вообще способна выдержать далеко не самая крепкая психика?