Домой возврата нет

- Ясно, это она, черт меня подери, - усмехнулся Брас. - В тот день я взял три из четырех, да какие! Два шли точно в цель.

- Ага, - подтвердила Миртл. - Да еще кто эти мячи бил - самый быстрый игрок в Филадельфии.

- Это уж точно! - сказал Небраска.

- Я-то знаю, - безмятежно жуя, продолжала Миртл. - Я слыхала, ребята из команды после говорили, он так подает, будто мяч летит с самого заду, с галерки, невесть откуда, его и не видно, мяча. А Брас все ж таки увидал, или ему просто повезло, два верных мяча отбил, и подающему это не больно понравилось. Когда Брас второй мяч отбил, так он, подающий-то, до того озлился - ногами затопал, землю роет, ну прямо бык бешеный. Прямо совсем сбесился, - по обыкновению, самым безмятежным тоном договорила Миртл.

- Я такого бешеного отродясь не видал! - в восторге подхватил Небраска. - Я уж думал, он землю насквозь пробуравит, аж до самого Китая. Но это все равно. Миртл правду говорит. С того дня я и пошел в гору. Один парень мне после так и сказал: "Брас, говорит, мы уж все думали, тебя из команды вышибут, а теперь ты, стало быть, здорово укрепился". В этой игре всегда так. Я сам видал, Бэби Рут неделя за неделей ляпал все мимо да мимо, а потом вдруг пошел бить без промаха. И уж больше он вроде просто не мог промахнуться.

Четыре года прошло с тех пор. И вот двое друзей снова встретились, сидят рядом в несущемся поезде и торопятся узнать все новости друг о друге. Услыхав, почему Джордж едет домой, Небраска так удивился, даже рот раскрыл, а потом нахмурился, и на смуглом простодушном лице его выразилось искреннее огорчение.

- Ну что ты скажешь, - вымолвил он. - Очень сочувствую, брат. - Он растерянно помолчал, не зная, что сказать. Потом тряхнул головой. - Ох, она и здорово же стряпала, твоя тетка. Век не забуду! Помнишь, как она когда-то нас кормила - всю малышню со всей округи? - Он застенчиво улыбнулся Джорджу. - Вот бы мне сейчас ее печенья, я бы не отказался!

Правая щиколотка у него была забинтована, меж колен он поставил толстую палку. Джордж спросил, что у него с ногой.

- Растянул сухожилие, - сказал Небраска, - пришлось дать себе передышку. Вот я и надумал навестить своих. Миртл не поехала, ей нельзя мальчишку надо в школу снаряжать.

- Как они оба? - спросил Джордж.

- Они-то отлично, лучше некуда! - Небраска помолчал, улыбнулся (Джордж узнал в улыбке друга терпеливое мужество истинного чероки) и договорил: А я разваливаюсь, Обезьян. Меня ненадолго хватит.

Джордж не поверил - Небраске теперь было всего тридцать один. Но тот опять добродушно улыбнулся.

- Для бейсбола ото уже старость, Обезьян. Я начал в двадцать один. Я долго продержался.

От этой спокойной покорности Джорджа взяла тоска. Трудно и горько ему было видеть, что сильный, бесстрашный Небраска, который с детства был для него олицетворением храбрости и побед, теперь так безропотно мирится со своим поражением. И он заспорил:

- Что ты, Брас! Ты же в этом году бил так же метко, как прежде! Я читал про тебя в газетах, все так писали.

- Ну, я еще попадаю по мячу, - спокойно согласился Небраска. - Насчет меткости я не беспокоюсь. Это теряешь в последнюю очередь. По крайности, со мной так будет, да и другие ребята то же говорят. - И продолжал не сразу, понизив голос: - Вот если нога вовремя заживет, я еще вернусь и доиграю этот сезон. А если крепко повезет, может, меня не выставят из команды еще год-другой, потому как знают, что я бью метко. Да только они знают, что я человек конченый, - спокойно договорил он. - На мне уже поставили крест.

Джордж слушал и думал, что Небраска так и остался истинным индейцем. Он и мальчишкой был такой же неунывающий фаталист, в этом и крылся источник его огромной силы и мужества. Потому-то он никогда ничего и не боялся, даже смерти. А Небраска, видя, что Джордж огорчен, опять улыбнулся и сказал весело:

- Вот так-то, Обезьян. В спорте ты хорош, пока хорош. А потом тебя выгоняют. Я не жалуюсь, черт подери. Мне повезло. Я варюсь в этой каше уже десять лет, это, знаешь, редкость. И я играл в трех встречах на первенство мира. А если продержусь еще годик-другой, если меня не выгонят и не выпихнут в команду послабее, может, мы опять станем на ноги. У нас с Миртл все рассчитано. Мне надо было малость помочь ее родным, и своим старикам я купил ферму, они всегда об этом мечтали. Да еще у меня у самого триста акров в Зибулоне, и за них уплачено сполна! Только бы мне в нынешний год продать табак по хорошей цене - и очистится у меня две тысячи долларов. Так что, ежели бы мне продержаться еще два года в Лиге и хорошо сыграть еще разок на первенство мира... - Небраска поглядел на друга, его открытое лицо, все в веснушках по смуглой коже, расплылось в прежней, совсем мальчишеской улыбке. - Тогда нам больше и мечтать не о чем.

- И... и ты будешь удовлетворен?

- Чего? Удовлетворен? - Небраска поглядел с недоумением. - Ты это про что?

- Да вот, Брас, ты столько сделал, столько повидал... Большие города, всюду толпы, все тебя приветствуют... и огромные заголовки в газетах, и первенство мира, и... и первое марта [открытие спортивного сезона], и Сент-Питерсберг, опять встречаешь товарищей по команде, начинаются весенние тренировки...

Небраска тихонько взвыл.

- Ты чего?

- Тренировки...

- А ты что, не любишь их?

- Люблю? Да первые три недели - это мука адская! Пока ты мальчишка, еще ничего. За зиму много лишнего весу не наберешь, весной несколько дней разминки - и порядок. За две недели ты опять в форме, свеженький, как огурчик. А вот потяни с мое! - Он засмеялся, помотал головой. - Ой-ой! Сперва, коли мяч низкий, нагнуться нет мочи, суставы так и трещат. Помаленьку разминаешься, привыкаешь, мускулы уже не так ноют. Начинается сезон, в апреле ты вроде ничего, молодцом. В мае и вовсе разыграешься, кровь кипит - думаешь, ты ни капельки не сдал. На июнь еще пороху хватает. А потом - июль, и в Сент-Луисе изволь играть по два матча в день. Ой-ой-ой! - Небраска покачал головой и засмеялся, показывая крупные крепкие зубы. - Обезьян, - сказал он негромко, лицо у него стало серьезное, сумрачное, лицо чистокровного индейца. - Бывал ты когда-нибудь в июле в Сент-Луисе?

- Нет.

- То-то, - тихо, презрительно продолжал Небраска. - И тебе в июле не приходилось гонять там мяч. Готовишь биту, а пот хлещет аж из ушей. Шагнешь вперед, глядишь, кто тебе подает, а у тебя в глазах не то что двоится - четверится. На галерке народ жарится в одних рубашках, рукава у всех засучены, подает он тебе мяч, а ты и не видишь, откуда летит, вроде от всех этих, с трибуны. Ты охнуть не успел, а он уж тут. Ладно, знай стой покрепче и давай бей, может, и попадешь по нему. Только успевай поворачиваться, на две базы тебя хватит. В прежние времена мне это было раз плюнуть. А теперь... у-у. - Он опять медленно покачал головой. - Знаю я это ихнее бейсбольное поле в Сент-Луисе в июле месяце! К апрелю-то они позаботятся, всюду трава, что надо, а вот как начнется июль... - Он коротко засмеялся. - Черт подери! Под ногами чистый асфальт! Доберешься до первой базы, и уже ноги не идут, чтоб им пусто было, а надо двигаться дальше, менеджер с тебя глаз не спускает, он из тебя душу вынет, коли ты лишнюю базу не возьмешь, может, от нее вся игра зависит. И газетчики тоже на тебя пялятся, они уж начали поговаривать, мол, старик Крейн стал тяжел на подъем... а у тебя в голове контракт на будущий год, да, может, еще одно первенство мира, и ты только молишь господа бога, чтоб тебя не перекинули в сент-луисскую команду. Ну и вот, берешь ноги в руки, шмякнешься на вторую, пыхтишь, как паровоз, насилу встанешь, ощупаешь себя, цел ли, а тут еще наблюдающий на базе со своими шуточками: что, мол, за спех, старик? Боишься, мол, опоздать в Клуб ветеранов?