Илья Муромец

- Что ж, воевода, этот день мы выиграли у смерти, - молвил Михаил Игнатьевич, - но когда придёт Идолище, это нам не поможет.

- Можно подумать, это не по твоей милости за нами теперь гоняется этот упырь, - отвечал на это Брон, - если бы ты ту ведьму не щекотал своим отростком, она бы не натравила на нас Идолища.

- И тогда мы навсегда остались бы в её доме, - возражал Михаил, - стали бы рабами фей, а старшина наш и вовсе бы на ней женился. А может лучше бы нам сразу всем упырями стать?

- А, так это был хитрый план?

- Именно.

- Хитрая у тебя голова, Миша, - смеялся Брон, - а головка, видимо, ещё хитрее.

Бронислав вообще старался быть весел и подбадривал своих спутников в дороге. Казалось, он больше всех верил в удачу своего старшины – Ильи Муромца. Из простого крестьянина он вырос до воеводы заставы под Киевом. Его карьера была очень стремительной, даже невозможной, все говорили о том, что в нём благодать Божья. Пожалуй, Брон был уверен в Илье больше, чем сам Илья был уверен в себе. Остальной путь богатыри проделали без приключений и благополучно добрались до крепких на вид деревянных стен Глухова. Всадников впустили на территорию заставы, у ворот их встретил чернобородый мужик в овчинном тулупе с тяжёлой булавой в руке.

- Кто такие? – спросил он, - и как добрались сюда целыми?

- А чего бы на нам не добраться? – молвил Брон, - мы ведь богатыри, с нам Бог. Попытались тут на нас напасть какие-то, налетели, хвосты нашим коням подожгли, да разбежались полуживые.

- Вот как? - удивился мужик, - лихо. Богатыри, значит, говоришь. А сюда по какой нужде?

- Ты Григорий Косой? – спешился Илья перед незнакомцем.

- Нет, я, как видишь, не косой, - отвечал с усмешкой мужик, - а с косого тут ещё месяц назад шкуру содрали живьём разбойники. А я – Василий Касимеров, меня теперь народ воеводой поставил.

- Что ж, Василий Касимеров, а меня здесь поставил князь Владимир, тоже воеводой.

- За что же такая немилость?

- Не покорился воле князя.

- Шибко, видимо, разозлил ты князя, богатырь. Ну что, милости просим, воевода.

И Василий Касимеров отвернулся и побрёл прочь. Не спросил никакой бумаги с печатью, никакого подтверждения. А Илья со своими 12-ю верными товарищами сам стал искать место, чтобы расположиться. На заставе было несколько деревянных бараков, в которых ночевали воины. О том, чтобы обустроить свой быть, здесь никто не думал. Все здесь жили одним днём, а потому повсюду царил беспорядок. Хлев был открыт на распашку, и кони, свободно гуляющие на заставе, сами заходили туда, ели, сколько хотели овса и уходили. Все беспробудно пили, и не какое-нибудь вино, а самую противную брагу, от которой выворачивало после пятой кружки. Пили даже женщины, коих здесь было немало, в том числе и беременные. Повсюду бегали голые дети, словно собаки или иные домашние зверки. Богатыри поначалу пытались навести порядок, загнать коней в стойла.

- Зря стараетесь, - сказал им на это Василий Касимеров, - коней так легче угнать, когда они вместе.

- Кто же их угонит с заставы?

- Увидишь, - отвечал лишь Василий, - если что, оружие мы всё держим в яме, чтобы в случае чего быстро его закопать. А сзади у нас есть ещё одни ворота, забитые гвоздями обычно, но временами мы их открываем.

- От Идолища это не спасёт, - мрачно проворчал Михаил.

Всего на заставе регулярно находилось воинов 200, во время сбора дани их число увеличивалось до тысячи, в таком составе они разъезжали по сёлам, собирая налог, и могли не бояться, что кто-то на них нападёт. Когда богатыри приехали в Глухово, был уже поздний август, конец лета. Хуторяне уже готовились к сбору урожая. Стало быть, продержаться на заставе нужно было месяц, от силы два, и потом прибыла бы подмога и в следующий месяц им можно не бояться никаких полчищ упырей. А затем и вовсе наступала зима – время не военное, тихое. А там уже и Борис вернётся из похода, и отец Иоанн, возможно, сможет выпросить у него прощение для муромского богатыря. В конце концов, протопоп говорил именно про полгода, почему-то он просил Илью продержаться именно этот срок. Меж тем уже наступил сентябрь и пролился первыми, скупыми дождями. Вода быстро высыхала, и дождь не успевал размыть дороги. Однако пасмурная погода нагоняла тоски на глуховцев, и они запили пуще прежнего, запили богатыри, запил вместе с ними противную брагу даже воевода. Наутро от этого пойла ему было совсем плохо, голова была словно колокол, а тут ещё гуси во дворе словно сговорились и в такую рань начали своё бестолковое гоготание. Им вторили куры, которые кудахтали так, будто стали нести страусиные яйца, петухи пытались перекричать всех. От такого шума Илья проснулся рано, похмелился квасом и пошёл до колодца, чтобы умыться. Земля рядом с колодцем от дождя и воды превратилась в грязевое месиво, а потому трясущиеся ноги богатыри не удержали равновесия, он поскользнулся и рухнул на землю. По земле шла какая-то странная вибрация. Илья приложил ухо к ней и убедился, что скачут кони, причём в большом количестве. В тревоге богатырь побежал к воротам и заглянул в щель. На заставу ехало немалое число всадников, без знамён, без кольчуг, вооружённых, кто чем, по всему видно, что разбойники.

- Подъём! – закричал, что было мочи, Илья. С силой он стащил с лавки Михаила, поднял богатырей, велел будить остальных. Василий Касимеров по деревянным лесам залез на стену и через щель в заборе стал наблюдать.

- Сколько? – спросил у него один из воинов.

- Человек 300 точно есть, - отвечал Василий и продолжил считать.

- Четыреста вижу! – молвил он снова спустя время.

- Валим! – крикнул кто-то, но Илья схватил его за одежду и бросил на землю.

- Я тебе свалю. Уйдёшь с заставы, зарежу, как труса. Седлайте коней, братцы.

С последними словами он обратился к богатырям, а в это время со стены слез Василий Касимеров.