Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 67

- Как ты? – спроси он, вытирая кровь с лица Полюда.

- Голова болит, - отвечал ему юноша.

- Ничего, держись, сегодня ты не умрёшь, я не позволю.

А враги меж тем всё напирали. Полюд уже не мог подняться на ноги, кровь заливала ему глаза, и он плохо видел происходящее. Но ясно понял, что Хельги до последнего защищал его, не жалея своей жизни. Скандинав был уже ранен, упал на землю, пополз. Кто-то хотел проткнуть копьём Полюда, но Хельги подставил под удар себя и из последних сил обхватил вошедшее в его тело древко вражеского копья. Юный Полюд чувствовал на себе тело умирающего друга. Из последних сил он высвободил правую руку и одним метким ударом проткнул копьём убийцу в шею. Кровь быстро заструилась из его раны, и разбойник убрался прочь, жить ему оставалось совсем не долго. Хельги в этот момент уже не дышал, остекленевшие глаза смотрели в небо. А тот, ради кого пожертвовал своей жизнью, лежал на земле, спрятанный под мёртвым телом друга и терял сознание. Слабость взяла верх над молодостью, взяла верх даже над болью, и юный Полюд отдался этой блаженной тьме.

Он не сразу понял, что жив, когда услышал вокруг незнакомые голоса. Шум битвы давно утих, а, значит, схватка уже закончилась. Но тьма осталась. Полюд не мог открыть глаза – веки слиплись от высохшей на них крови. Какое-то время он пролежал так, не двигаясь, с закрытыми глазами, только слушал.

- Значит, говоришь, тебя послал Потамий? – доносился издали незнакомый голос, полный торжествующего презрения, - а как ты сказал, твоё имя?

- Семён, - послышался в ответ голос, полный боли и тяжести.

- Эх, давно я уже не видел Потамия. Я помню его, когда он ещё служил в войске Василия Буслаева. Я хорошо помню Василия Буслаева, по его вине погиб мой отец – Вахрамей, а я лишился всего, что имел. Но с тех пор я обрёл гораздо больше. Должен признаться, мой отец был настоящей сволочью. Под его властью я не мог раскрыться, я не знал, что могу быть таким сильным и неуловимым.

Полюд предположил, что говорит это сам вождь разбойников и потому всё внимание его было обращено на этот разговор. Юный воин позволил себе немного пошевелиться, позволил себе дотянуться до лица и убрать с глаз засохшую кровь. Теперь его взору предстала страшная картина. Множество людей, могучих воинов и богатырей вокруг были посажены на кол. Врытые с землю копья проходили через их спину и выходили через живот или грудь. Семён – старшина богатырей так же умирал сейчас этой страшной смертью, а над ним стоял человек с длинными волосами с проседью, из-под которых виднелись большие кольца в ушах. Небольшая бородка и усы так же смешались с сединой и были пепельного цвета. На голове вместе шлема был череп какого-то животного. Вероятнее всего, это и был Чеслав, сын Вахрамея, ныне всем известный, как Соловей-разбойник.

- Потамий отомстит за меня, - выдавил меж тем из себя Семён, - тебе не избежать наказания.





- Наказания? – рассмеялся Соловей и со всех концов донёсся дружный смех его соратников. Упыри, разбойники, чародеи сидели вкруг и наблюдали за этим разговором.

- Думаешь, Семён, после стольких лет я боюсь какого-то наказания? Я был изгнан, я был проклят, я был гоним 20 лет. Думаешь, теперь я чего-то боюсь? Посмотри вокруг, у меня теперь целое войско! А вы не верили мне. Вы думали, я обманываю. Вот увидите, я ещё подниму восстание на этой земле! Я – последняя надежда чародеев, враг всех христиан.

И Соловей поднял высоко над собой свой посох. Форма его показалась Полюду очень странной, но при этом очень искусно сделанной. Посох напоминал двух змей, которые стояли на хвостах и переплелись друг с другом. Шеи их выгибались в разные стороны, а змеиные головы были обращены друг ко другу.

- Я сделал то, чего не удавалось моему отцу, - продолжал Соловей, - я уже 20 лет убиваю и разбойничаю, и никто не может мне помешать. Теперь я отомщу за своё изгнание, я спалю в огне вашу маленькую страну.

- Зачем, чего ради? – из последних сил спрашивал Семён, - чародейские кланы исчезли, мир изменился, ничего уже не вернуть. Чего ты добьёшься своим восстанием?

- Да, ты прав, мир изменился. И изменил его ваш бывший воевода – Василий Буслаев. Он уничтожил колдунов, Кощея Бессмертного и моего отца. Благодаря нему вы сейчас живёте так, как живёте. Но, думаешь, если бы мы могли поднять Василия из могилы, захотел бы он жить в этом мире? Ответь мне, захотел бы он жить в вашем рабском мире, смог бы он жить в мире, который сам создал? Молчишь. Знаешь, что не смог бы. Он бы отрёкся от всех своих подвигов, если бы увидел, к чему они привели. Люди стали рабами, слишком набожными, слишком трусливыми. Во всех городах правят родичи Владимира, все кланяются одному старому князю, все стали его холопами. Больше Василий Буслаев любил свободу. Но ты прав, теперь уже ничего не вернуть. И потому я лишь хочу, чтобы эта страна горела в огне. Пусть все погибнут, пусть страдают, как страдал я. И я и дальше готов так страдать, но не один. Я слишком долго был одинок, 20 лет. Это не справедливо. Я не хуже вас, других людей, вы будете страдать вместе со мной, вместе мы погибнем.

- Может ты и прав, Соловей-разбойник, - поникшим голосом молвил богатырь, - ведь не спроста перед смертью Василий хотел подружиться с твоим отцом. Но мне уже всё равно, я ухожу из этого мира к господу-Богу и не увижу того, что ты хочешь сотворить с нашей землёй

- Что ж, Семён, благодарю тебя за хорошую беседу, - через силу улыбнулся Соловей, - давно я уже так откровенно ни с кем не говорил. Не переживай, я дарую тебе избавление.

Тут же один из разбойников подошёл к своему вождю и передал ему тяжёлый двуручный меч. Соловей убрал посох подмышкой, взял меч, размахнулся и срубил богатырю голову. В этом было его милосердие – облегчить муки своей жертвы. Полюд лежал, ни жив, ни мёртв, боялся пошевелиться. Он даже пожалел, что не погиб раньше, в бою, теперь смерть казалась ему в сотни раз страшнее. А меж тем солнце склонилось к закату, и только свет костров не позволял лесу полностью погрузиться во тьму. Тьма теперь защищала Полюда, она скрывала его, и он позволил себе даже выползти из-под тела мёртвого Хельги. Вокруг сновали какие-то твари, ломая ветки. Невозможно было понять, люди это, звери или упыри. Полюд старался лежать как можно тише, но долго так продолжаться не могло, нужно было действовать. Муромец решил проверить, как работает его левая рука. С большим трудом удавалось ей пошевелить, плечо распухло и всё ещё страшно болело. Полюд почувствовал на себе чьё-то тёплое дыхание и похолодел от страха. Какое-то существо фыркало ему прямо в лицо. Не сразу пришло понимание, что это конь. Всадника на нём не было, и, похоже, она свободно гуляла по лесу. Полюд не знал, радоваться ему или бояться. Лошадь могла его выдать. Но в конце концов, муромец стал приманивать к себе животное, погладил его по гриве, что-то нашептал на ухо. У него был лишь один шанс, если с первого раза он не сможет взобраться на скакуна, то выдаст себя и непременно погубит. Полюд изо всех сил напряг больную левую руку и вцепился ей в вожжи. Правую руку положил на спину лошади. В тот миг Полюд призвал на помощь всех богов, задержал дыхание и прыгнул. Он достиг цели, он был на коне. В лагере разбойников поднялась какая-то суета. Полюд потянул за вожжи и прокричал: