Илья Муромец

- Я слышал об этих жрецах, - в печальной задумчивости молвил Илья, - они хорошие люди, но сами до конца не постигли учения Христа. Ведь Бог есть любовь. Любовь к ближнему своему. Если тебе дали по одной щеке, подставь другую, возлюби ближнего своего, как себя. Кто любит, тот уже с богом. Вот ты Ратша любишь меня, а, значит, ты уже сделал первый шаг к Богу. Но нужно идти дальше, нужно любить каждого человека, каждого нужно уметь понять и простить. И тогда уже не важно, в каких богов ты веришь, какую веру исповедаешь. Ты всё равно будешь со Христом. Вы ссоритесь и порой губите друг друга, но вы, жители Мурома, любите друг друга, живёте в мире и любви. Я видел, какое у вас большое сердце, видел, как вы умеете прощать. И потому мне всегда больно, когда вы злитесь и ссоритесь друг с другом. Когда бьёте вора или обманщика. У вас нет убийств. Никто никого не убивает, нет грабежей, нет изнасилований. Нет всех тех ужасов, которыми полон наш мир, не знающий настоящей любви. А вы живёте этой любовью, живёте со Христом. И если ваша любовь станет совсем уж полной, то у вас не будет ни воровства, даже мелкого, ни обмана. Все будут честны и правдивы друг с другом. И тогда мы будем в царствии Божьем. И весь мир придёт к этому, очень скоро. Ты прав, Ратша, в мире много людей, которые не знают Христа, но из них большинство всё равно со Христом, хоть сами об этом и не знают. А раз так, то все они спасутся на страшном суде.

И такие слова ещё сильнее тронули присутствующих. Некоторые даже принялись обнимать Илью, иные обнимали друг друга с улыбками на устах. Даже угрюмый Ратша был растроган этими словами и в конце концов взял своего возлюбленного за руку, притянул к себе и поцеловал. А затем он увёл Илью с собой, пообещав народу скоро его вернуть обратно. Теперь они вместе шли в сторону конюшни.

- Руслан называет тебя святым, - молвил по дороге Ратша, - теперь я начинаю в это верить. Возможно, я даже приму крещение. Святогор в своё время долго меня уговаривал, но он не был так убедителен.

- Святогор мало верит в людей, - печально отвечал Илья, - я знаю, он многое повидал и многое совершил. Но он очень помогает мне.

Когда они оказались возле конюшни, тысяцкий приказал конюху выводит скакуна. И вскоре, скрипя снегом под копытами, на улице появилась добрая вороная лошадь. На спине у неё было причудливое седалище, с которого свисали странные петли.

- Что это? – недоумевал Илья.

- Это называется – седло, а это – стремя. Сюда садишься, туда вставляешь ноги и можешь ничего не бояться. Я знаю, у тебя плохо получается ездить верхом. С этим ты никогда не упадёшь с коня. Так ездят в Булгарии, интересная выдумка. Думаю, тебе понравится. Седло и стремя, как и лошадь – это мой подарок тебе.

Илья обрадовался и крепко обнял друга. Такой подарок был знаком особого внимания. Когда мужчина предлагал мальчику дружбу, он дарил ему скакуна, обязательно женского пола. Если мальчик принимал подарок, то этим между ними заключалась как бы помолвка, и никто из них не мог уже любить другого мальчика или мужчину. Илья с радостью забрался на скакуна. Теперь с этим было на порядок проще, нужно было лишь вставить ногу в стремя, подтянуться и взобраться наверх. Конюх меж тем вывел другого скакуна, на этот раз самца, на которого сел сам тысяцкий, так же в новое кожаное седло. И так они поехали рядом друг с другом. Илья держался крепко и уверенно. Поначалу боялся упасть, но этот страх быстро пропал, когда ноги почувствовали надёжную опору.

- Знаешь, Илюша, - говорил Ратша, - ты много хорошего сегодня сказал, но однажды мы всё равно должны будем взять в руки оружие. Ведь есть такие люди, которые никогда не обратятся ко Христу, окружи ты их хоть тысячу раз заботой и любовью. Есть те, кто уже прокляты, и место им в аду.

- Понимаю, - промолвил в ответ Илья, - ты, видимо, говоришь про Змея Горыныча. Я был ещё ребёнком, когда детей пугали этим чудовищем. Должно быть, он уже очень стар сейчас. Может, и сам умрёт, своей смертью.

- Может и погибнет. Но я говорил не о нём сейчас. Под Муромом вновь объявился Соловей-разбойник. Его шайка стала ещё больше, грабит сельский люд, отбирает запасы, оставляя людей голодать.

- Нужно им помочь, - с грустью отозвался Илья, - мы должны накормить их всех. Я лично поеду за ними и привезу их в город.

- В этом нет нужды, Илья. За ними уже поехали, я распорядился. Но что велишь делать с самим Соловьём? Казнить его? Но тогда мы согрешим перед Богом, не проявим любви к своему ближнему.

- Нет, нельзя, нельзя убивать. Только чтобы защитить невинных. Но если разбойники Соловья сдадутся, брать их в плен живыми, окружать заботой и любовью, дать им шанс на спасение.

- Даже если Бог их простит, как простить их тем, кто потерял из-за них родных и близких? И разве их страшный грех допускает прощение? Они тоже спасутся в конце времён?

- Это только Богу решать. Знающие люди говорят, что если покаются, то спасутся, только покаяться надо искренне, от души, нужно изменить свою сущность, переродиться. Но нам не дано знать, переродился ли доподлинно человек или нет. Это дано знать только Богу. К нам они могут лишь проявить великую любовь, которая заслужит им прощение.

Ратша как-то скептические скривил лицо.

- Ты просто не знаешь этих извергов. Они вытворяют такое, что не снилось даже Змею Горынычу. Но Змей не человек, точнее – оборотень. В облике человек он не убивает, как только становится зверем, совершает свои страшные зверства. Эти же зверствуют с лицом человеческим. Потому-то Руслан столько лет и мечтает с ними расправиться. И ты не сможешь его от этого отговорить, никто не сможет.

К этому времени они уже выбрались за пределы города и теперь разъезжали по укрытому снежной пеленой чистому полю. Здесь широта и простор могучим эхом отзывались в свободолюбивой русской душе. Здесь Русь воистину становилась необъятной. Хотелось дышать полной грудью, казалось, что здесь действительно больше воздуха, чем где бы то ни было. Даже скакуны расширили ноздри и жадно дышали зимней свежестью. Вдруг совершенно не понятно откуда появился шустрый русак. Лошадь едва не наступила на него, и от неожиданности даже отпряла в сторону. Но Илья удержался и сейчас, ноги плотно сидели в стремени.