Илья Муромец

И теперь уже Хельги столкнулся со своим возлюбленным Полюдом. Их поединок был похож на танец, в котором ни один из бойцов не мог достать другого. Иногда, правда, когда юный Полюд слишком горячился, Хельги против правил обнимал его, целовал в лоб и со смехом отпускал. А затем поединок продолжался снова. Глядя на них, Илья вдруг затосковал по Ратше, которого так полюбил в последнее время. Много раз они так же тренировались. Ратша нарочно поддавался и даже терпел боль, которую неуклюжий карачаровец случайно причинял ему палкой. Сам же тысяцкий был невероятно аккуратным и заботливым. Его доброта помогала выдержать все тяжёлые тренировки и не утратить веру в себя. Но сейчас Илья почему-то стал представлять себя в поединке со Святогором. Достать старика было на порядок сложнее, ростом он был выше, хоть был уже стар. Ратша был искусным бойцом, возможно, потому, что его обучал Руслан.

И Илья захотел именно такого сильного противника, захотел научиться чему-то у него, стать ещё сильнее, быстрее, изворотливее. И с этого дня юный карачаровец не знал покоя, он постоянно искал встречи с богатырём, постоянно стремился остаться с ним наедине, разговорить его. И Святогору определённо льстило такое внимание. Его бодрый, хриплый голос завораживал своими рассказами о прошлых битвах, о страшных врагах, о невероятных приключениях. Ратша был даже в Царьграде, а уж в Киеве он прожил много лет, лично знал князя Владимира. Илья как губка впитывал слова богатыря. Он никогда не был на Кавказе, но теперь вдруг всем сердцем полюбил Кавказские горы, которые нынче на Руси именовали не иначе как Святыми горами. С тех самых гор пришли на русскую землю первые грузинские богатыри, когда князь Владимир ещё не был даже киевским князем. Среди них был небольшой отряд богатырей из племени алан, которые своим благородством и могуществом превосходили всех и потому больше всех полюбились на Руси. Они тогда не трогали колдунов, истребляли только нежить, големов и упырей. Многих первые богатыри обратили в христианскую веру. Когда Русь крестилась, святгорцы первыми пришли на помощь к князю Владимиру. Но с тех пор многих из них уже не стало. Одни пали в многочисленных битвах, другие скончались от старости. Кто ушёл в монастырь, а кто просто вернулся в Грузию и Аланию.

- Эх, давно я уже не был на Святых горах, - тяжело вздыхал Руслан, - надеюсь, что, когда я умру, Господь позволит моей душе ненадолго посетить родные горы, прежде чем заберёт к себе.

В голосе его звучала тоска. В эту минуту Святогор казался невероятно одиноким, и Илье становилось жаль его.

- А твоя семья? Ты был когда-нибудь женат?

- Был, - с тоской отвечал Святогор. – Моя жена была настоящей красавицей. Из первых христианок-русов, из боярского рода. Мы обвенчались в Киеве, а уже совсем скоро после этого она обрадовала меня новостью, что ждёт ребёнка. Потом появился Всеволод Додон с войском, и я с тяжёлым сердцем отправился воевать против него. Мы отбросили князя Додона, а когда я вернулся в Киев, увидел, что город страдает от голода. Нет, моя семья не голодала, но всё равно недоедала. Жена моя была настоящей христианкой и из жалости раздавала бедным хлеб. Наверное, Бог должен был вознаградить её за это, но ему было виднее. Роды её были очень тяжёлыми, к тому времени князь Владимир уже был в городе. Киев перестал голодать. Но моя жена была слишком слаба, как был слаб и мой новорожденный ребёнок. Им ещё можно было помочь, следовало лишь обратиться к волхвам. Но Владимир поначалу слишком грубо понял суть новой веры, изгнал всех волхвов и запретил к ним обращаться за помощью. Мне не удалось его уговорить. Так в одночасье я потерял и жену, и сына. Потом была ещё война в Чернигове, много чего было. Возможно, я сильно согрешил тем, что обозлился на князя за свою семью и ушёл к Додону. Но нет худа без добра: я встретил тебя. В тебе есть великая сила и какая-то крепкая, невиданная для меня вера в Бога и в добро. Я никогда так сильно и глубоко не верил, и я уже боюсь за тебя, боюсь того, что с твоей чистой душой может сделать этот мир. Лучше держись поближе ко мне, Илья, не нужно тебе это ратное дело. Оно погубит тебя, это всё не для таких безгрешных натур, как ты. Ты человек божий.

Но Илья с ним не соглашался, он всегда настаивал на том, чтобы выполнить завет исцеливших его старцев и стать воином. Вместе с тем карачаровец убеждал богатыря, что он не так уже и безгрешен.

- Мои помыслы совсем не так чисты, как тебе кажется, - говорил Илья, - я малодушен, я ещё слишком малодушен. Я всё боюсь, что если не выполню клятву, которую дал каликам перехожим, то снова перестану ходить. Я снова стану калекой, снова вернусь в тот ад, в котором прожил столько лет. Больше всего я боюсь этого, хоть понимаю, что эта болезнь и есть та самая божья благодать, которая досталась мне от отца. Она не позволяла мне грешить, грех был для меня просто невозможен. Я должен был нести этот крест, я не заслужил того, чтобы его с меня сняли. Но теперь, когда я научился жить без этого креста, я больше всего на свете боюсь его возвращения.

И Святогор от таких речей лишь ещё больше восхищался юным карачаровцем, и потому всё никак не уезжал из Мурома. Он был уверен, что рядом с ним святой человек и хотел провести рядом с ним как можно больше времени.

Глава 5.

Первые испытания.

А вскоре начались дожди, дроги размыло, осень вошла в свою силу, а все муромчане оказались запертыми в городе. Старый богатырь Руслан так же остался здесь. До посада Борского путь, конечно, был не далёкий, но для старика и он мог оказаться слишком тяжёлым. Временами нужно было брать коня под уздцы и так идти через грязь и болота, вымокшим до нитки. У Святогора в последнее время от холода начинали ныть кости и суставы, и такой переход для него грозил обернуться настоящим адом. А потому теперь Руслан на неопределённый срок остался в Муроме. Эта задержка не сильно его огорчила, поскольку он наслаждался общением с юным Ильёй и помогал Ратше обучать его. Карачаровцу определённо льстило такое внимание, за что он не переставал себя укорять и стремился отплатить чем-нибудь своим влиятельным покровителям. Меж тем Муром вдруг стал превращаться в непроходимое грязевое месиво. Лужи были повсюду, из-за обильных дождей начались паводки, и небольшая городская речушка теперь вышла из берегов. А вот люди перестали выходить из домов, благо, что урожай был уже собран, и не было нужны мёрзнуть на улице. Князь Глеб в этот момент уже отправился собирать дань по муромской земле. Прежде это делал с ним Святогор, но теперь он остался в Муроме. Ратша тоже не поехал, да и как тысяцкий он не обязан был это делать. Зато поехали многие знатные люди из города, в их числе и дети знатного муромского князя, правившего здесь до Додона: Юртай, Горясер и Идман. Они уже успели подружиться с новым князем, а Горясер даже совершил в христианском храме обряд оглашения. Это означало, что он дал слово, что когда-нибудь готов будет обратиться в христианскую веру. Многие тогда из тех на Руси, кто не принимали крещение, принимали оглашение, то есть давали обещание когда-нибудь креститься. Бывало, что они так и не крестились до самой смерти. Обет этот их вроде бы ни к чему не обязывал, но христианам позволялось с ними в отличии от прочих язычников, тесно взаимодействовать. Все эти братья-бояре теперь наравне с Глебом по пояс в грязи и воде пробирались от одного посада к другому, шли вброд через холодные реки, вышедшие из берегов, ночевали в шатрах на сквозняке под дождём. На погостах они вели подсчёт дани, грузили хлеба и шкуры на повозки, а затем так же по грязи и воде тащили эти повозки в Муром и Борский. В принципе, князь мог во всём этом не участвовать и посылать своих уполномоченных, но он хотел, чтобы народ видел своего князя в лицо, привык к нему и в конце концов принял его, а вместе с ним и христианскую веру.