Страница 92 из 115
– Так, а может он найдется еще? Ну, сам! А? Андрюш! Ну, находятся же дети, когда заблудят! Выйдет к людям, его пригреют. А там – передадут в детдом или еще куда? Куда таких определяют?
Ненужному и так было тошно, а от беспрерывной трескотни жены и вовсе жить не хотелось. Он сбросил с плеч ее руки, встал и вышел за ворота. Только сейчас Анна дала волю чувствам. Разрыдалась. А из глубины двора завыла собака.
***
Пашка весь день шагал. Лес то становился гуще, то расступался обширными полянами. При этом ни водоемов, ни, тем более, реки он так и не встретил. Пару раз видел издалека зайцев. Разок заметил стучащего дятла на стволе старого кедра. Встречались какашки. Некоторые – большие. Он даже думать боялся, кто такие кучки мог наделать. В остальном же тайга особо не менялась. Правда иногда интересовался грибами, которых вокруг была уйма, но быстро потерял интерес, когда попробовал один на вкус. Тот, хоть и пах приятно, но оказался пресным и не аппетитным.
Кричать и звать папу он перестал еще утром. Болело горло и любые слова давались с трудом. Солнце встало достаточно высоко для того, чтобы согреть спину, и Пашка почувствовал, что сильно вспотел. При этом ему почему-то было холодно. Даже озноб бил.
Он присел у корня сухого дерева и сбросил рюкзак. Хотелось пить. Пашка пошарил внутри, отыскал небольшую бутылку, на дне которой еще оставалось немного воды, выпил. Горло отозвалось острой болью, но Пашка даже постучал по бутылке, чтобы выжать из нее последние капли.
Есть не хотелось. Зато спать – очень. К тому же от яркого солнечного света болели глаза. Пашка огляделся, отыскал участок, освещенный солнцем, и перебрался туда. Спину пригрело, дрожь в теле поутихла. Он закрыл глаза и быстро уснул, а когда проснулся, понял что заболел.
Все тело взмокло от пота и болело. Было жарко, хотелось пить. Горло, до этого беспокоившее только при глотании, теперь ныло постоянно. К тому же начался кашель. И от того, что горло болело, кашлять было больно.
Пашка хотел было даже заплакать, но вдруг услышал чей-то голос. Услышал отчетливо, хотя и не мог разобрать слов. Кто-то тихо говорил неподалеку. Мужчина! Это был мужской голос! Настоящий голос! Человеческий!
Сначала стало страшно, но осмыслив происходящее, Пашка понял, что это шанс на спасение. Возможно, другого не будет! Он часто задышал и вскочил на ноги. Тупая боль тут же напомнила о себе, разливаясь по ногам, спине, ударяя в самое темечко изнутри головы. Но Пашка не обратил внимания на это и постарался прислушаться. Голос пропал. Пашка даже дыхание затаил, но сердце билось так часто, а дышать хотелось так глубоко, что долго терпеть он не смог. Снова задышал. И это громкое дыхание заглушило остальные звуки.
Пашка не выдержал – побежал.
– Ау! – кричал он на ходу, вспоминая, как кричала Маша в сказке, когда заблудилась в лесу. – Ау-у-у!!!
Обязательно нужно было кричать «ау!» Обязательно! Иначе дядя, который разговаривал, подумает, что мальчик, кричащий в лесу, не заблудился, а просто зовет своего папу или кого-нибудь еще. А если кричать «ау!», то любому взрослому станет понятно, что кричит кто-то, кто потерялся в лесу. Тот, кто заблудился! Так кричат только те, кто заблудился! Те, кого обязательно нужно спасти!
Пашка остановился и снова прислушался. Ни голоса, ни треска сучьев. Ничего. Он еще несколько раз крикнул, но ответа так и не дождался. Зато заметил, что забыл взять с собой рюкзак. Решил вернуться, так как в рюкзаке оставались вещи и бутерброды. К тому же дядя, который разговаривал в лесу, мог искать его там.
Пашка пошел обратно и даже поначалу узнавал местность, по которой пробегал минуты назад. Но чем дальше шел, тем больше убеждался в том, что идет не туда. Окончательно убедился, когда услышал неподалеку равномерный гул, которого не замечал раньше. Точнее не гул, а шум. Он свернул. Звук нарастал и теперь Пашка был уже уверен, что шумит вода!
Через несколько минут он вышел к небольшому ручью, вытекающему из широкой заводи. Вода в ручье искрилась в солнечных лучах, пенилась, рассыпалась брызгами. В заводи же – напротив – была похожа на зеркало. Пашка попробовал сглотнуть, но слюны не было. Язык так высох, что даже нёбо царапал. Шатаясь от истощения и усталости, он подошел к воде и принялся жадно пить, черпая ледяную воду ладошками. Вместе с глотками в горло будто врезались стальные иглы, причиняя сильную боль, но остановиться было невозможно. Вода была такой вкусной, какой пить еще никогда не приходилось.
Напившись, отдышался, но так и не смог подняться на ноги. Не было ни сил, ни желания идти дальше. Жажда отступила, снова захотелось спать. Болели голова и глаза, не говоря уже о ломке во всем теле. Из-за холодной воды вернулась дрожь. К тому же Пашка заметил, что промочил обувь и штаны. А вода, стекавшая по подбородку, пропитала ворот куртки и свитер.
Он поежился, отполз подальше от ручья, обхватил себя за плечи и свернулся клубком. Постепенно озноб сменился жаром. Пашка согрелся. А когда сквозь монотонный шум воды расслышал человеческий голос, даже не поверил в то, что снова слышит его, поэтому просто лежал и прислушивался, уверенный в том, что это ему просто снится. Голос говорил очень тихо, сильно растягивая слова.