В клетке

Четверо суток прошло с тех пор, как Нимкано провела ночь с Ниханором. Этого хватило, чтобы утихли самые явные проявления любопытства среди наложниц и евнухов. Конечно, оставался открытым вопрос, насколько новенькая понравилась хозяину, и какие у неё перспективы, но он больше не считался самой горячей темой для обсуждения. Все, включая саму Нимкано, ждали следующего визита Ниханора в гарем.

Нимкано не очень-то хотелось снова прикасаться к человеку, но всё же она была бы довольна, если бы выбор пал на неё два раза подряд. И пускай это означало начало войны с Жемчужиной, которая была бы совершенно ненужной и глупой тратой ресурсов. Такой исход Нимкано считала наилучшим из возможных. Чуть хуже был вариант, в котором Ниханор положил бы глаз на одну из своих старых рабынь… Конечно же, пошло так плохо, как только могло. Он выбрал Тигровую Лилию.

Рано или поздно это должно было случиться. В обычных гаремах девушки могли годами оставаться без внимания хозяина, но, как теперь знала Нимкано, их тут было двадцать девять. Двадцать девять наложниц, восемь жён — ну и какова вероятность того, что любитель экзотики не решит попробовать новенькую в ближайшее время?

Именно это и сказала Пёрышко, потягивая холодный сок и глядя в спину Анамаху, первому среди евнухов. Пузатый важный человек, похожий на цветастого индюка, появлялся в гареме только для исполнения своих церемониальных обязанностей, так что у Нимкано не было возможности поговорить с ним или просто изучить поближе, хотя она и хотела бы.

— Вы должны были понимать, что наш господин не станет долго ждать, — Пёрышко пожала плечами. — Он получил подарок, и не оставит его лежать на полке.

Майра выдохнула. Её лицо оставалось спокойным, вот только хвост выдавал кошку с головой, мотаясь из стороны в сторону. Нимкано осторожно положила ладонь ей на плечо. Под гладкостью белого шёлка чувствовалось напряжение стальных мышц. Тонкие цепкие пальцы дрогнули, на мгновение показавшись Нимкано чужими. Она поспешила отдёрнуть ладонь — ещё не хватало, чтобы кто-то заметил, как у неё руки дрожат!

Майра посмотрела ей в глаза и сказала:

— Всё будет в порядке, — её тон, однако уверял прямо в противоположном.

— Ты уж постарайся, чтобы было, — скривилась Пёрышко, горький яд сквозил в голосе.

— Я… мне надо идти, — Майра встала, расправляя юбки и упорно отводя глаза. — Готовиться.

Она пошла к выходу из трапезной быстрым и размашистым шагом, словно почти готова была побежать. Нимкано рефлекторно приподнялась , чтобы последовать за ней, попытаться успокоить, но вовремя одёрнула себя. Взяла стакан с соком, чтобы чем-то занять руки.

Пёрышко поудобнее расположилась на подушках и поправила высокий украшенный золотыми цветами воротник. Алая ткань скрыла серый блеск ошейника.

— Хочешь совет от старой ящерицы? — устало спросила Пёрышко. — Прекращай так волноваться из-за неё. А если не можешь, то хотя бы держи лицо.

Нимкано и сама не ожидала от себя такой реакции, но весь день её мысли были заняты Майрой, и любые попытки на что-то переключиться заканчивались неудачей. Рисование цветов, обсуждение политических сплетен, в основном крутившихся вокруг браков и скорой смерти правителя Нарждана, составление букетов — вот это всё не помогало ни капельки.

Потом Птичка, Цветик и Жемчужина позвали её бегать наперегонки. Нимкано согласилась и не пожалела. В усталости горящих мышц, в пульсации крови, в тяжёлом дыхании временно забылись все бесполезные переживания… только чтобы вернуться, когда она ополаскивалась тёплой водой из открытых купален.

К тому времени день перевалил далеко за середину. Золотистое покрывало предвечерней духоты накрывало гарем. Загустевший воздух, наполненный едва уловимыми ароматами хвои и цветов, напоминал Нимкано трясину, зыбучий песок, затягивавший её глубже и глубже. Она понимала, что вечер-то там ни при чём, это её разум играл в странные игры, но отделаться от ощущения не могла.

К этому времени Майру уже должны были отмыть в банях и как раз намазывать всякими маслами и духами… Нимкано медленно, глубоко вдохнула и выдохнула, не желая представлять то, что происходит с Майрой сейчас или будет происходить ночью.

Нимкано прекрасно понимала, почему её так сильно задевала за живое судьба кошки, которую она знала едва ли неделю. При всех их различиях, они нашли друг в друге по-настоящему родственные души — слишком дикие для этой клетки. Остаться тут одной, потерять последний глоток свежего воздуха? Это было бы ужасно. А ведь ожидать от Майры можно было чего угодно, кроме тихого и спокойного поведения. Что, если проклятый человек решит, что она слишком опасна и не стоит усилий?

Но что можно было сделать? Только сидеть и ждать. Мысли о собственном бессилии удевительным образом настраивали Нимкано на более созерцательный, философский лад. Трезвый анализ ситуации подсказывал, что она на данный момент ничего не может изменить, и это успокаивало Нимкано, позволяло копить энергию, чтобы вмешаться тогда, когда появиться возможность.

Возможность предоставилась куда раньше, чем можно было подумать. Стоило только дождаться ночи, улечься у себя в комнатке и попытаться наконец-то заснуть.

Тишину, сотканную из шороха листьев, трелей одинокой птицы и стрёкота насекомых, нарушили тяжёлые шаги, грубая речь и звериное шипение, срывавшееся в рык. Нимкано вскочила с постели и метнулась к маленькому зарешеченному окошку, пытаясь что-то рассмотреть в накрывшей остров темноте.

— Затихни! — это был кто-то из евнухов, но голос Нимкано узнать не смогла. — А то как всыплю, мало не покажется!

— Только попробуй, калека, — рычала Майра. — Хочешь ещё чего-то лишиться?!

— А ну молчать… Ах ты сука!

Послышалась ругань, какая-то возня, впрочем, она быстро оборвалась. Шаги постепенно отдалились и затихли. Нимкано осталась стоять у окна в темноте, наполненной паническим грохотом собственного сердца. Очевидно, Майру отвели в её комнату. Очевидно, что не просто так.

— Чтоб вам подохнуть, уроды, — одними губами прошептала Нимкано, сжимая кованые прутья решётки, адресуя своё проклятие всем и сразу.

Потом вдохнула, медленно сосредоточенно выдохнула. Нимкано не знала точно, который сейчас час, но полуночный патруль ещё не проходил мимо комнат наложниц. Следовало дождаться его. Какая-то часть разума пыталась убедить Нимкано, что по-хорошему можно подождать и до утра, но она успешно игнорировала её слабый голос.

Ожидание тянулось, время падало вязкими каплями. Когда шаги евнухов потревожили гравий и мимо окна проплыли жёлтые пятна факелов, Нимкано почти полностью успокоила себя. Для верности она выждала ещё немного, скинула белую ночную рубашку, сменив её на самое тёмное и тусклое платье из всех имеющихся. Нимкано скрутила свои одеяла в подобие спящей фигуры, оглядела комнату и неслышно выскользнула за дверь. К счастью, Нимкано никто не запирал на ночь, как Майру. Эльфийку сочли достаточно тихой, чтобы позволить ей покидать комнату.

Следующий патруль должен был идти только спустя три часа, так что у Нимкано оставалось достаточно времени.

Стараясь держаться в самых густых тенях, Нимкано обошла здание. Прямо возле окна Майры рос большой куст, за которым, оказалось, очень удобно прятаться. В комнате было темно и тихо. Нимкано огляделась и осторожно постучала в окно, просунув пальцы сквозь кованую решётку.

Майра появилась у подоконника, словно бесшумная тень, только золотые кошачьи глаза сверкали на бледном, как мел, лице. Узнав Нимкано, она нахмурилась и открыла окно.

— Что ты тут делаешь? — прошептала Майра охрипшим голосом, в котором прорезалась тревога. — Тебя могут заметить!

— Не заметят. Следующий патруль ещё не скоро.

Нимкано просунула ладонь сквозь прутья и накрыла ею сжатую в кулак руку на Майры и спросила:

— Что случилось?

— Мы подрались, — коротко и мрачно ответила она. — Ну, то есть я попыталась подраться, ха.

— И… — Нимкано замялась. — Он тебе что-то сделал? Бил?

— Нет, — рыкнула Майра, напускное спокойствие отступало перед яростью и отчаянием. — Ничего он мне не сделал, только запер тут на шесть дней! На воде и хлебе. Сказал подумать перед следующим разговором…

Нимкано вздохнула, прикрыв глаза. Она понимала, чего добивается Ниханор. Ему хотелось подчинять, и подчинять так, чтобы не оставалось и шанса на побег — сохраняя иллюзию добровольности. Возможно, он сам не осознавал, что именно делает, но бил наверняка.

— Что, хочешь сказать, что я дура и не должна была так себя вести? — с вызовом спросила Майра, неверно истолковав её молчание. — Что надо было послушаться?

Нимкано вздрогнула. Хотела ли она? Может, в какой-то другой ситуации глупые слова и сорвались бы с языка, хотя для такого надо было совсем лишиться головы, предназначенной, чтобы этот язык контролировать, но не теперь.

— Нет. Что за чушь? Ты пытаешься сохранить себя так, как можешь, Майра. Вот и всё.

Майра тяжело вздохнула, плечи поникли, губы дрогнули.

— Даже если ты врёшь, то всё равно спасибо.

Нимкано захотелось обнять её. Совершенно внезапно и нелогично. Зарыться пальцами в короткие встрёпанные волосы, погладить напряжённую спину, коснуться лица.

— Главное — не бойся, — зашептала она. — Я попробую стащить для тебя какую-то еду, и вообще…

— Ты рискуешь попасться.

— А ты — ослабеешь за это время

«И больше психически, чем физически», — мысленно закончила фразу Нимкано.