Страница 98 из 299
– Да уж, он нас тогда с потрохами сожрет и не подавится! – вступил в разговор Луций.
Подойдя к своей казарме, они остановились. Тессерарий приказал им ожидать его, а сам ушел за центурионом. Прождав около часа, парни одновременно открыли рты, когда увидели своего будущего командира.
– Твою мать! – прикрыв ладонью глаза и закачав головой, протяжно произнес Луций.
В доспехах центуриона, держа шлем в одной руке, а плетку в другой, к ним направлялся тот самый Публий. Еще издали узнав новобранцев, он шел к ним с мерзкой и довольной улыбкой. Всегда опрятный, с каким-то слишком плавными, женственными движениями, он был призираем Луцием еще с детских лет. Не способствовало любви к нему и то, что Публий всегда старался быть поближе к власти – поэтому-то он и был так дружен с Клементием, отец которого до своей трагической смерти решал очень многое в Риме. Даже в детстве Публий стремился натравить на таких, как Луций, других ребят, чтобы самому остаться ни при чем. Слабый, но хитрый и избалованный, он всегда выбирал товарищей не по характеру и общим идеям, не по духу и интересам – он искал в каждом выгоду. И вот теперь он уже возглавлял центурию, красуясь в начищенных до блеска доспехах, надетых на дорогую одежду. И было понятно, что без Клементия тут не обошлось. Да, Силан давно умер, но связи с его друзьями у семьи остались, и Клементий, наследник богатого и знатного рода, вряд ли бы оказался без поддержки. А протащить за собой своего верного прохиндея Публия для него не составляло труда. Так рассуждал Луций, глядя на приближающегося командира.
– Ну, здравствуйте, девочки! – улыбаясь во весь рот, промолвил Публий. Что ж, поздравляю вас со вступлением в доблестную римскую армию.
– Они от… – хотел было сказать тессерарий, но Публий сразу пресек его речь.
– Я знаю, кто они! Ступай, ты свободен!
Луций смотрел на Публия и не верил своим глазам. Целый месяц до начала военного похода они должны будут беспрекословно подчиняться этому слизняку. Юноша уже в красках начал представлять, что их ожидает. «Эта сволочь с нас живых не слезет и будет всячески способствовать тому, чтобы мы тут и остались, или совсем замордует до такой степени, что хоть в петлю лезь. А ведь он может. Дать бы этой твари меж глаз по его лоснящейся физиономии, так ведь он тогда и прирезать может, и никто его не осудит. Как на командира руку поднять? Никак. Поэтому тварь и лыбится, чувствуя свою безнаказанность и наше бессилие. Все, началась райская жизнь. Теперь мы для него, что грязь под ногтями», – смотря зверем на Публия, думал Луций. А тот только улыбался, ходил вокруг них, рассматривая, будто рабов на рынке, да щерился во весь рот.
– Что ты веселишься?! Подстилка Клементия! – скривив лицо и не выдержав напряжения, произнес Мартин и шагнул было вперед. Но его моментально остановил Луций:
– Заткнись, Мартин, и стой спокойно.
– Что ты сказал? – перестав улыбаться, подойдя поближе к Мартину и посмотрев ему прямо в глаза, спросил Публий.
– Ничего он не сказал, тебе показалось, – почесав бровь, тихо ответил Луций, но тут же получил сильнейший удар в живот, отчего попятился назад, согнувшись от боли. Превозмогая ее, он, тем не менее, прохрипел: – Спокойно, парни, все нормально.
– Я разве с тобой разговаривал, новобранец?! – заорал Публий, брызгая слюной. На его крик тут же подбежали солдаты, но он, остановив их жестом руки, проговорил: – Живите пока! Завтра. Завтра вы примете присягу, и я лично буду следить за тем, чтобы каждый ваш день был похож на последний. Попробуете сбежать, и я подниму всех на уши и объявлю вас дезертирами, а за это, сами знаете, какое наказание. Так что до завтрашнего утра! Дышите глубже! Наслаждайтесь! Клементий будет рад узнать, кто у меня в подчинении. А с тобой, щенок, я еще поквитаюсь! – грозя пальцем Мартину, произнес он.
Понтий развернулся и пошел вперед, уводя подоспевших солдат. Луций, скрючившись и держась за живот, тяжело дышал и морщился от боли.
– Да какого ты не дал нам набить ему морду?! – внезапно повернувшись к другу, раздосадовано спросил Понтий.
– И правда, Луций! Зачем ты Мартина остановил?! Наваляли бы этому гаду по полной! – поддержав Понтия, добавил Ромул.
– Вы что несете?! Кому наваляли бы? Центуриону?! – прокашлявшись и сверкнув бешеными глазами, ответил им Луций. – А от тебя Ромул я такого вообще не ожидал услышать! Миролюбивый ты наш! «Наваляли бы»! Ты что ли ему наваляешь? Вы теперь не на своей родной улице и не в школе! Хотя они и там нам всегда умудрялись навешать…
– Так их всегда больше было! – обиженно возразил Понтий.
– Да какая разница? Зарубите себе на носу: теперь мы в армии, и он наш командир! Тронете его, и вас в лучшем случае через строй прогонят, в худшем – повесят на кресте возле ворот лагеря! А ты, Мартин, в следующий раз держи язык за зубами! Мы все многое пережили, и да, ты пострадал больше всех, но во имя богов – постарайся не плевать смерти в лицо, хотя бы ради нас! Прошу тебя! Сципион велел продержаться месяц, значит, нужно держаться. Сейчас пойдем, осмотримся тут, а вечером я схожу к Марку, узнаю, что нового. А вы постарайтесь в этот месяц не подставлять друг друга из-за глупых амбиций. Сочтемся потом и со всеми сразу. Как говорит Марк, нужно переждать.