Страница 30 из 299
Наклонившись к Марку, Силан шепотом произнес:
– Я знаю, что за всем этим стоишь ты. Я даже знаю, для чего тебе потребовалось раскрыть все подробности этого нелепого заговора. Ты боялся, что они помешают тебе достичь своей цели, как в тот раз, и ты решил избавиться от этих влиятельных людей и, в первую очередь, претора Терентия, который так рьяно выступал против тебя. Своими лживыми обвинениями ты сумел добиться такой популярности у находящихся здесь, что Тиберий не решится теперь перечить тебе. После обличительной речи твоего пса никто не посмеет заступаться за этих надуманных изменников и заговорщиков. После таких обвинений никто не помилует их. Я гляжу, ты умеешь вести дела во благо себе. Из-за распущенных тобою слухов о готовящихся заговорах в других легионах почти все сенаторы и знатные люди города отвернутся от них. Ты дал понять всем, что преторианцы беззащитны перед армией. Ты посеял в душах людей страх перед теми, кто должен оберегать их. Браво, Марк, браво. Я знаю, что настоящей душой заговора был не Терентий, а ты и твой пес Сципион.
– Милый мой друг Тацит Юний Силан, лес рубят – щепки летят. Разве я могу обвинить невиновных? Раз их схватили, значит, на то имеются свои причины, а у их вины есть доказательства.
– Доказательства со слов твоего Сципиона? – прошипел Силан в гневе, брызгая слюной.
На это Марк только улыбнулся и продолжил:
– Не волнуйся, я думаю, найдутся еще свидетели, которые знают даже больше, чем Сципион. Да, и, кстати, каким образом этот пес, как ты его называешь, мог поднять легионы на восстание? Ты обвиняешь меня в заговоре безосновательно, а это, дружище, уже клевета. Я считал тебя своим другом, поэтому я пропущу мимо ушей твои намеки и оскорбления. У тебя нет ни единого доказательства этому, лишь слепое убеждение в том, что я в чем-то замешан. А все потому, что я оказался немного удачливее и дальновиднее тебя. Признай это, и ты поймешь, что глубоко ошибаешься на мой счет. Не стоит портить отношения из-за глупой, навязчивой фантазии. Сейчас ты обвиняешь меня, а что потом? Станешь подозревать судей во взятках и несправедливых решениях? А наместников провинций в сокрытии налогов? Или, быть может, самого императора в безразличии к своему народу? А что касается моей идеи создать Черный легион, так ты сам видишь, как малоэффективны преторианцы и как беспомощны мы перед собственными гражданами, а уж тем более перед армией. Нужна хорошая дубина, которую мы сможем противопоставить кулаку. Или ты жаждешь повторения Тевтобургского леса? По-твоему, мало было потерять три легиона в этой варварской Германии – нужно было еще и дождаться гибели всех остальных, и только из-за того, что кто-то возомнил благодетелей врагами, а врагов – благодетелями? Август осознал, как важно империи иметь надежное воинское подразделение, и мы бы уже давно создали его, если бы не такие бюрократы, как ты, убежденные лишь в том, что вокруг одни враги и только они, избранные, могут позаботиться о государстве. И теперь ты хочешь обвинить меня в предательстве? В то время как я всеми силами пытаюсь защитить наше отечество?
Силан молча смотрел на Марка. Его красные, налитые кровью глаза сверлили соперника, желваки ходуном ходили под кожей, выдавая еле сдерживаемый гнев, руки инстинктивно сжимались в кулаки.
«Удавить мерзавца! Привязать к позорному столбу на форуме и запороть розгами! Или лучше бы сразу прирезать здесь, как свинью, на глазах у всех!» – думал он про себя, представляя всевозможные пытки для неугодного собеседника. Но возраст и силы его были уже не те, да и он прекрасно понимал, что Марк в этой партии превзошел его. Оставалось только попробовать отыграться на Германике, ведь Тиберий именно его пошлет усмирять рейнские легионы – никто лучше племянника императора с этим не справится.
Римский сенат в это время состоял приблизительно из шестисот сенаторов, занимавших в прошлом высшие государственные должности. В нем также заседали знатные чиновники из завоеванных провинций – с некоторого времени это стало для них возможным. А еще – бывшие преторы и квесторы. Словом, вся элита римского общества того времени собиралась в сенаторской ложе. Тогда императоры все еще прислушивались к их мнению и без совещания с ними не могли вынести важных решений.
Между тем, слова Марка о вероятном наличии свидетелей не были пустыми. После того, как Сципион окончил свою речь и ответил на вопросы собравшихся, в зал стали заходить люди разных профессий и занятий, знатные вельможи и простые граждане. Все как один они обвиняли несчастных в измене и подстрекательстве легионов к бунту. Те понуро молчали в ответ, и только Терентий пытался как-то оправдаться, однако на все его попытки вставить хоть слово толпа реагировала шумом и свистом, не давая ему ни малейшего шанса. Цезарь не препятствовал происходящему, и Силан понял, что решение уже давно принято, а весь этот цирк разыгран лишь затем, чтобы пустить пыль в глаза присутствующим. И за всем этим стоял, словно тень, Марк. Вдруг Терентий выкрикнул из последних сил:
– Тацит Юний Силан, выскажи и ты свое мнение! – после этих слов все затихли. По рядам снова прокатился недобрый шепот, а Тиберий беспокойно заерзал на месте. Все знали Силана, и его мнение обладало достаточным весом. Понимал это и Марк, который сидел рядом с отрешенным видом, словно он был не в зале, а где-то далеко отсюда.