Страница 220 из 299
Трое повстанцев прорвались сквозь строй римлян и пустились наутек. Луций, пересиливая ужасную боль, кинулся в погоню. Настигнув одного из них, он с размаху рассек ему спину. Тот упал лицом вниз на мостовую и заскользил по брусчатке. Несколько секунд ушло на то, чтобы добить его, после чего погоня возобновилась. Однако вскоре генерал вынужденно сбавил темп и потерял двух других беглецов из виду. Он тяжело дышал и прихрамывал. Боль медленно разошлась от ноги по всему его телу, черная кровь ручьями текла по бедру, голова кружилась, слабость то накатывала, то отступала. Внезапно на него одновременно с двух сторон выскочили те, кого он пытался догнать. Лезвие взметнулось вверх, от блокированного удара заболело запястье, в глазах замерцало, но тело само делало заученные движения: замах, удар, уклон, закрыться щитом. В голове мелькали вспышки, непонятные и яркие. Страшный карлик хохотал, оскалив зубы. Удар. Мария исчезала в темноте. Лязг железа по железу. Ромул качал головой. Карлик хохотал. Мария исчезала в темноте. Ромул летел вниз с обрыва. Карлик хохотал, превращаясь в огромное чудовище, и проглатывал падающее тело друга. Глухие удары. Стоны. Тишина.
Когда пелена спала, и его разум немного прояснился, Луций ощутил неприятный привкус крови в пересохшем рту, почувствовал стук сердца, которое билось так, словно пыталось проломить грудную клетку, и услышал знакомое цоканье солдатской обуви по мостовой. От невыносимой боли в бедре он припал на одно колено и оперся на разбитый щит. Один повстанец с раздробленной челюстью и рассеченной щекой распластался перед ним на брусчатке без признаков жизни. Второй лежал на земле в луже крови, корчась и зажимая уцелевшей ладонью обрубок руки. Генерал, пересиливая слабость, поднялся и, хромая, подошел к нему. Молния прорезала небо, земля содрогнулась от раската грома. Шум дождя нарастал, будто само небо извергало на землю свои слезы. Сильный ливень моментально образовал пузырящиеся лужи и ручьи, которые сразу багровели от пролитой крови. Луций посмотрел на стонущего молодого парня, затем ногой перевернул его на спину, отбросил свой щит в сторону, занес клинок и одним ударом прервал мучения врага. Другого ждала та же участь. Разделавшись с обоими, Луций попятился назад, уперся спиной в стену полуразрушенного дома и, обессиленный, осел на мостовую.
– Генерал, вы живы?!
Луций молчал. Странная теплота разливалась по всему его телу. Боли уже не было, она куда-то ушла. Ему казалось, что еще секунда, и он сам вслед за ней покинет это неудобное тело, выскочит из него, словно из тяжелых доспехов, и побежит по траве, как в юности, – под хохот отца и Леонида. А их работники будут свистеть ему вслед, смеяться и хлопать в ладоши, нарочно подзадоривая, чтобы он бежал еще быстрее. Но этому не суждено было сбыться. Солдаты подняли его, уложили на щит и перетянули рану. Боль снова вернулась, тепло сменилось ознобом. Перед глазами вновь было лишь серое небо, которое изредка освещали потрясающей красоты молнии. Дождь ровными каплями летел вниз из серой тучи, барабанил по доспехам, стучал по брусчатке и лужам, падал на лицо. Холодные ручейки приятно скатывались по коже. Луций медленно моргал мокрыми ресницами, облизывал влажные от дождевой воды губы. Он лежал и слушал, как солдаты шлепали отчеканенным шагом по мокрой мостовой, где-то продолжали сражаться, потом все затихло.
– Этих сюда! Этого вытаскивай! Этот тоже помер! Эй, ты чего смотришь?! Добей ты его. Ну, что стоишь? Не видишь, у него кишки наружу? Добей, говорю, все равно помрет! Ну, вот и все! Теперь вытаскивай! – слышался знакомый до боли голос Мартина.
Луций медленно открыл глаза и увидел друга, который стоял посреди большого шатра. Голова у него была перевязана, левая рука забинтована и подвешена на тряпке, перекинутой через шею. Повсюду лежали раненые, между ними ходили лекари, они смазывали зловонными мазями и бинтовали раны у тех, кто мог выжить, и добивали безнадежных, чтобы те не мучились. Так выглядел военный госпиталь после сражения. Мартин командовал им, не давая докторам расслабиться. Повсюду сновали рабы: они подносили в тазиках теплую воду, вытаскивали мертвых, помогали безжалостным хирургам. В углу двое из них держали солдата, которому врач резал ногу, а тот орал и вырывался. Запах в палатке стоял, как на скотобойне. Воздух был наполнен стонами и криками. Впрочем, именно это и отличает людей от животных, которые хотя бы молча и безропотно принимают свою боль.
– Луций! Очнулся?! – обрадовался Мартин и, хромая, подошел к другу. – Живой?! Слава богам! – он махнул рукой, и к ним быстро подбежал раб с чашей. Мартин поднес ее к губам генерала: – Пей.
Луций сделал несколько жадных глотков.
– Гор…
– Что?
– Город взяли?
– Да взяли, взяли! Чего уж там. Ты отдыхай, тебе здорово досталось.
– Такфаринат? – попытался привстать Луций, но Мартин остановил его.
– Ушел, сука! Ну, ничего, Ратибор пошел за ним. У русича с ним свои счеты. От варвара еще никто не уходил, сам знаешь!
– Понтий где?
– Город грабит! А мы-то думали, ты помрешь! – чему-то радуясь, ухмыльнулся Мартин. – Бездари-лекари тебе жизни отвели до утра, а ты, глянь, не только их, но и саму смерть обманул! Как же я рад, что ты пришел в себя! – Мартин ударил Луция по плечу, отчего генерал сморщился. – Извини, извини! Забыл!
– А Ромул и Маркус? С ними что?
– Не знаю. Ты же Маркуса оставил в лагере охранять Ромула. Да что с ними будет? Ромул побесится и отойдет. Хотя, честно говоря, круто ты поступил с ним, чересчур круто. Может, и не надо было так…
Тут подошел лекарь, с интересом уставился на Луция, присел рядом, пощупал пульс и закачал головой, удивленно цокая языком.